1. Прелюдия

Дорогой читатель, хочу сказать пару слов, прежде чем Вы начнете читать. Это вовсе не продолжение Каникул. Это нечто совершенно самостоятельное... Мне очень захотелось показать, что такое труд в море, что такое быт на судне, как все это происходит, что люди имеют и что теряют, находясь там, на этих железных кораблях среди бескрайней воды...
Пишу о том, что было в 70-е. Сейчас очень многое уже совсем иначе происходит, но я пишу именно о том времени, в котором, как и мой герой, варился и я.

Ярким предмайским днем я стоял перед массивной дубовой дверью с блестящими, отполированными тысячами рук большими латунными ручками. Для того, чтобы войти в эту дверь с красивой литой вывеской «Дальневосточное Морское Пароходство», я долгие годы мечтал об этом, а потом учился шесть лет. И вот я здесь. В новенькой форме, фуражке с «крабом» и направлением на работу сюда. Тяжелая дверь открылась на удивление легко. Я вошел в просторный вестибюль с огромной картиной на морскую тему на стене. Пожилой вахтер посмотрел мое направление и, улыбнувшись, сказал:

- Вам на третий этаж и направо.

Пройдя через коридор с протертым старым паркетом, заставленный шкафами с папками, я оказался в тупике с несколькими также большими, но уже крашеными в какой-то непонятный серо-белый цвет дверями. «Служба безопасности мореплавания», «Главный штурман», «Капитаны – наставники»…От одних только этих табличек дрожь брала… Мне нужно было в Службу. Стучусь. Не ожидая ответа, открываю дверь.

Просторная комната. Мужчины в такой же, как и моя, но с другими погонами и какими-то знаками на груди, морской форме. Здороваюсь, подаю документы ближайшему. Он долго смотрит их и передает другому, худощавому человеку лет пятидесяти. Тот, внимательно посмотрев бумаги и пахнущий типографской краской диплом, поднял очки и так, из-под поднятых очков стал не мигая, в упор смотреть мне в глаза. Не выдержав этого проникающего взгляда, я опустил глаза.

- Ну что же, молодой человек… Работать пришел или так, побаловаться?
- Работать
- Вот как… Ну что же, раз работать - начнем знакомиться!

И завертелось все, закрутилось в водовороте хождения по коридорам и кабинетам, заполнении всевозможных анкет и получения всевозможных инструктажей, а затем – всякие зачеты и проверки знаний…А еще была медкомиссия. Все это продолжалось недели две и, в конечном итоге я оказался перед инспектором по штурманам отдела кадров плавсостава пароходства, полностью упакованный всеми документами, свидетельствами и справками.

- Таааак, молодой… готов к трудовым свершениям?
- Готов, - ответил я, отметив про себя, что из уважаемых старших в училище, вновь и прочно попал в молодые.
- Тогда – в бой! Тут у меня человечек стонет, замену просит. Жена у него, понимаешь, рожать надумала срочно. Думаю, что ты вполне мог бы… Как, не возражаешь? И заметь, не четвертым, а сразу третьим!
- Нет, не возражаю.
- Ну и молодец. Тогда садись, будем направление писать.

Через десять минут я снова бегал по этажам, получая визы на направлении, всяческие инструктажи уже по конкретной работе, по конкретному судну. Как выяснилось, судно грузилось в Арктику или, как говорили все вокруг - «в полярку». Утром мне надлежало явиться на судно.

Ту ночь спал я плохо, часто просыпаясь и глядя на будильник. В конце-концов он прозвенел и, вскочив, я быстро собрался, глотнул чаю и с легким чемоданом, собранным накануне, понесся навстречу взрослой, настоящей жизни.

Расспрашивая встречных докеров, долго шел по порту, заваленному всевозможными ящиками, железяками, бетонными конструкциями, мотками толстенной проволоки, поддонами с мешками и пачками толстых стальных прутьев, до нужного причала и наконец увидел над вагонами черный борт судна, трубу с красной полосой и серпом с молотом на ней, а над крылом мостика надпись «Иркутск». Пробравшись меж двух железнодорожных составов, с трепетом подошел к трапу.

Матрос, мужичок лет тридцати, в видавшей виды телогрейке с красной, с белой полосой посредине повязкой, взял мое направление и долго его разглядывал. Затем он нажал кнопку на белой, свежевыкрашенной переборке. За деревянной дверью с маленьким круглым иллюминатором раздался звонок.

- Сейчас вахтенный помощник выйдет. Третьим к нам?
- Да, третьим помощником.
- Это хорошо, а то наш третий совсем извелся, второй год без отпуска и баба еще рожать вздумала, - как-то размеренно, на одной ноте проговорил он.

Послышались шаги и дверь распахнулась. Судя по погонам, это был второй помощник.

- Привет! Третьим пришел? – прозвучал тот же вопрос.
- Да.
- Николай, - сказал он, протянув руку.
- Алексей, - ответил я, ощутив крепкое пожатие.
- Идем к Мастеру, он у себя.

Здесь я должен сказать, что некоторые должности имеют в экипажах свои местные названия. Капитан на разных флотах зовется в экипажах по-разному. На военных кораблях это «командир» или «кэп», на рыбацких судах то же самое, а вот на судах торгового флота капитан - это «мастер». Дело в том, что во всех международных документах капитан так и значится, как «Master of The Vessel», то есть «Хозяин судна». Видимо, оттуда это и пошло со смыслом «хозяин на судне». Старпом – это «Чиф», от английского «Chief Officer» - «Старший офицер». Второй помощник – «Ревизор». Это пришло еще из старинного флота, когда второй офицер занимался снабжением корабля углем и продовольствием, а в описываемое время его обязанность - перевозимый груз. Старший механик – это «Дед» и никто не знает, откуда это пошло, а радист – это «Маркони», что вполне можно понять. Боцман с петровских времен - «Дракон», что говорит само за себя. Повар – «Кондей» и неизвестно, откуда это. Может быть, от супа «кондёр»?

Дверь в каюту капитана была открыта. Это тоже одна из множества традиций на флоте. Если дверь открыта – заходи и решай свои вопросы, а если закрыта, то это означает, что владелец ее отдыхает или занят чем-то и не хочет, чтобы его беспокоили. Если же очень нужно – позвони и скажи что нужно.

Постучав в дверной косяк , второй вошел, доложился и сказал, что привел нового третьего. Я тоже вошел и подал направление капитану - невысокому человеку лет сорока. Почитав бумагу, он встал и протянул мне руку.

- Эльмарт Андреевич.
- Алексей … Иванович, - добавил я, увидев смешинки в глазах капитана.
- Ну что, Алексей Иванович, ревизор покажет каюту третьего, а завтра утром будет он сам - примете у него дела, а старпом расскажет все остальное. Он также будет завтра с утра, сегодня он на медкомиссии.
- А что мне делать сейчас?
- А сейчас ревизор покажет Вам судно и ответит на все вопросы.

Второй открыл ключом-«вездеходом» каюту и я поставил свой чемодан. Вещи сдающего третьего стояли у двери, уже собранные. Сама каютка была небольшая, с умывальником, диванчиком, письменным столом с полкой для книг над ним. А еще там была кровать, а вернее – ниша за серой шторкой, в которой было сооружение с большим выдвижным ящиком и довольно мягким матрацом. Над головой – лампочка. Посредине , над кроватью – полочка с сеткой, совсем как в поездах и рядом – в прозрачном пластиковом кармашке – «Расписание по тревогам третего помощника капитана». В нем было расписано, что и как я должен делать по разным тревогам.., А еще там были сигналы объявления тревог. «Общесудовая» – длинный звонок громкого боя, «Человек за бортом» - три длинных звонка, «Шлюпочная тревога по оставлению судна» - семь коротких и один длинный… Я почему-то мгновенно, практически с одного взгляда запомнил эти сигналы.

Начать мы решили с мостика. Как оказалось, начаться знакомству суждено было несколько иначе. Второй чуть замешкался, а я первым подошел к крутому узкому трапу, ведущему наверх и, когда уже занес ногу на нижнюю ступеньку, увидал вдруг, что сверху спускается женщина. Вернее, я увидел цветастую легкую ткань и очень бледные, довольно длинные ноги в красных босоножках. И тут происходит то, что происходит. Я спотыкаюсь и лечу вперед. При этом, в падении, протягиваю руки и… моя правая рука оказывается в мягком … через тончайший шелк платья…

- Ой, простите, я… - абсолютно смущенный и наверняка красный как рак, забормотал я.
- Да ничего, - ослепительно улыбаясь, сказала она, – мне даже понравилось! Никак новый третий? Хорошенький какой !

К этому моменту я встал и мог рассмотреть ее. Это была огненно - рыжая, с множеством конопушек на лице молодая женщина двадцати пяти – двадцати семи лет. Явно довольная своей ролью в этом происшествии, улыбаясь, она прошла мимо нас, усиленно двигая солидными бедрами.

- Ты особенно-то не заглядывайся, стервь она! Да и мастер как куренку голову отвинтит за нее.
- Понял. И не заглядываюсь я…
- Ну-ну…Ладно, идем мост смотреть.

Ходовой мостик был обычный. Все приборы хорошо знакомы по училищу и по практикам. Показывать было нечего. Карты, которые и были моей основной заботой по должности, покажет и расскажет о них все сдающий третий. Подойдя к лобовому иллюминатору, мы смотрели как в трюме грузчики укладывают мешки с чем-то.

- Вот черти! Ну ты глянь, говорил же как укладывать, а они опять пустот наделали! Идем, а то они наделают делов!

Так и не увидев сверху эти пустоты, я бегом полетел вслед за ним, по трапу вниз.

Овес, а это был именно он, заполнял уже половину трюма. Ревизор нырнул в открытую стальную дверь тамбучины - тамбура между трюмами. Я заглянул – там был большой квадратный лаз с откинутой массивной крышкой с задрайками. Вниз, в трюм вел скобтрап. Спускаться в новенькой парадной форме я не решился, вспомнив как жена наглаживала ее весь вчерашний вечер.

Перегнувшись через комингс (высокие стальные борта) трюмного люка, я с интересом наблюдал, как второй с жаром ругается с грузчиком. Судя по белой повязке на рукаве – с бригадиром. Отсюда мне хорошо было видно, что под подзором ( трюмное пространство не в просвете люка) между мешками и бортом было пространство около полутора метров. Я прекрасно понимал, насколько это опасно – на качке груз может переместиться на один борт и судно получит большой крен. При серьезном волнении такое может плохо кончиться. Через пару минут второй вылез из трюма.

- Нет, ну ты понял? Им, видите ли, трудно мешки выкладывать у бортов, а что мы перевернуться можем – они считают моими пустыми фантазиями и мне лишь бы повредничать! Они, понимаешь, всю жизнь так укладывают и никогда никаких претензий не было, в сердцах возмущался он.

- Ну да ладно, - продолжил ревизор, - они теперь час – другой будут работать как по букварю, не подкопаешься! Идем, я тебе судно покажу.

Налазившись по судну, к пяти часам я был вымотан донельзя.

- Ну что, дуй домой, завтра увидимся. Только к завтраку не опаздывай, мастер психует, если на завтраке нет штурманов и механиков без причины.
- И даже на стоянке?
- И на стоянке тоже.
- А во сколько завтрак?
- Как и на всем флоте, ровно в 07.30.
- Это мне в половину шестого нужно будет встать, - подумал я, пожал ему руку и пошел вниз, к трапу. По порту я шел с гордо поднятой головой, стараясь делать это степенно, но постоянно срываясь на свой обычный быстрый шаг. Нелегко выглядеть степенным при весе 45 кило, если взвешиваться в верхней одежде и с талией как у балерины!

Утром, быстренько собравшись, я несся к электричке и поднялся на борт минут за пятнадцать до завтрака. Третий был уже на борту. Быстро познакомились.

- Сейчас позавтракаем и пойдем к Чифу. Наверное, он тебя сразу на вахту поставит – больше некому. Ну да ничего, я сегодня весь день с тобой буду, вместе справимся! Все, идем, Мастер наверняка уже там!

Он открыл деревянную, с матовыми стеклянными вставками дверь с латунной табличкой «Кают-компания».

- Прошу разрешения.
- Капитан, сидящий за угловым столиком так, что ему была видны остальные три стола кают-компании, молча кивнул, отхлебнув чай из стакана в массивном подстаканнике.
- Садись здесь – это твое законное место, а я сяду на место начальника рации, его не будет сегодня, – тихо сказал третий и указал на одно из четырех мест за столиком.

Это еще одна из традиций на флоте – у каждого в кают-компании свое место и никто не имеет право на этом место садиться. Если на стоянках на место отсутствующих младших офицеров могут посадить гостя или жену, то на место капитана, старпома и стармеха никогда и никому даже в голову не придет кого-то посадить! Да и вообще, с кают-компанией связан целый букет традиций, идущих еще с парусного флота. Во-первых, входя, все спрашивают разрешение у капитана. Вставая из-за стола – тоже. В кают-компанию никогда и никто не придет в трико, в тапках, в майке и т.д. Получив разрешение – обязательное «приятного аппетита» и садясь, и выходя из-за стола. На ходу, в рейсе, после ужина народ долго сидит, разговаривая на разные темы, чаи гоняет.

Завтрак был незатейлив – очень неплохо заваренный чай, да белый хлеб с маслом. Но какой это был хлеб! Свежайший, вкусный.

- У нас классные повариха и пекарь, но повар в рейс не пойдет, списывается в отпуск и не знаю, кто придет. Пекаришка молодая, полгода как из танкового училища, но хлеб делает отличный! – добавил он.

Так я и узнал, что находкинское профтехучилище № 18, выпускающее судовых поваров и пекарей, почему-то называют «танковым училищем»!

Потихоньку отхлебывая чай, я осматривал кают-компанию. Отделанные полированным деревом панели, пианино такого же цвета, пара шкафчиков с дверцами, на стене над пианино – красивая картина, выполненная из кусочков дерева разных цветов. Мне сразу вспомнилось название этой техники – интарсия. Мы подарили своему командиру роты небольшую картину в такой технике на выпускном вечере.

На лобовой переборке, между большими квадратными иллюминаторами, в деревянном ящичке, под стеклом был портрет молодой женщины и горлышко от бутылки шампанского. От той самой, которую разбили при спуске судна на воду.

В кают-компанию один за другим входили люди, соблюдая все тот же ритуал. Третий шопотом рассказывал, кто есть кто. Когда почти все места за столами были уже заняты, вошел плотный человек лет сорока.

- Чиф, - сказал третий.

Старпом сел за наш стол и внимательно посмотрел на меня.

- Сергей Иванович.
- Алексей Иванович, - ответил я.
- Ну вот, полутёзка значит, - отхлебнув из стакана, улыбнулся он.

Молча допив чай, мы с третьим встали и вышли из кают-компании с соблюдением ритуала.

- Ну и ладно, - сказал третий, когда мы вернулись в каюту, - сейчас перекурим и пойдем к Чифу.
- Как он, строгий?
- Да как тебе сказать…Так вроде бы и ничего, но иногда взрывается и тогда под горячую руку лучше не попадаться. Но потом отходит. Есть у него черточки…, но это ты сам увидишь, не буду о них. В твою работу лезть не будет. Это Мастер тебя за карты будет гонять – уж больно дотошный. Так что, корректуру не запускай – неприятностей наживешь. Лучше всего – сходи в картографию и договорись, чтобы основную коллекцию карт на свеженькую поменять. Без коньяка да конфет ни-ни, даже и не суйся туда!

- Понял. Так и сделаю.
- Все, идем.

В каюте старпома был народ. Какой-то человек сидел на диване за продолговатым столом, разложив какие-то бумаги. Сам Чиф сидел за письменным столом и разговаривал с пожилым сухощавым человеком, стоящим рядом.

- Значит, договорились, Михалыч? Никого и никуда пока продукты не примем.
- Понял. Сделаем, - ответил он и вышел из каюты.
- Ну что, соколы ясные, - обратился Чиф к нам, - готовы на великие свершения?
- Вижу, готовы, - сам же себе ответил он, - тогда дружными рядами и на вахту, на вахту, на вахту! Как освобожусь – поговорим чуток.
- Идем, вахту примем у второго.

Второй сидел в каюте и разговаривал с мужичком в меховой куртке.

- Вот видишь, здесь же ясно нарисовано – шифер под носовой забой, а ты куда его засунул? На него что, теперь кирпич ставить?
- Да ладно, вижу я. Исправим. Бригадир просмотрел.
- Просмотрел… – ворчал Второй, - взять бы вас с собой, чтобы сами посмотрели на выгрузке, чего понагрузили… Заходите, ребята. Посидите минутку. Сейчас мы тут со стивидором разберемся и пойдем с вами вахту сдавать.

Минут через десять мы шли по палубе на бак – в носовую часть судна. Посмотрели швартовные концы - толстенные капроновые канаты, хорошо ли натянуты. Потом прошли по всем трюмам. Первый трюм был уже заполнен и закрыт.

- В трюме цемент в паллетах - мешки на поддонах, обтянутые полиэтиленом, а в твиндеке вояки свои дела разные погрузили.

Во втором был всяческий строительный груз – паллеты кирпича, пачки шифера, пачки всякого металла – от арматурного прутка до мощных балок и много ящиков и бочек с разными строительными материалами. Трюм был уже почти закончен, оставалось только перекрыть и загрузить твиндек – палубу, делящую трюм пополам, на нижнюю и верхнюю часть. В третьем были те самые злополучные мешки с овсом. Четвертый, кормовой трюм был – заполнен огромными, литров на 200 каждая, дубовыми бочками.

- Вино в них. С сопровождающими идет, - сообщил Второй.
- А в твиндеке что будет, тоже вино? – спросил я.
- Нет, в твиндеке будет водка, коньяк, колбаса сырокопченая в ящиках и консервы всякие.
- Здорово! И выпить и закусить!
- Этого, конечно, достаточно в трюме, но не рекомендую... Не по морскому это- груз трогать… Только угостят ежели, - добавил он, хитро подмигнув мне и улыбнувшись, добавил:
- Вот только огурцы соленые не по логике погрузили - в первый трюм!

А потом Второй передал мне синюю с белой полосой повязку, с петровских времен называемой на флоте таинственным старославянским словом «Рцы» и сказал, что едет в пароходство и будет утром. Моя задача – следить за тем, чтобы грузили в соответствии с грузовым планом и укладывали так, чтобы в море не повалилось и не подавилось все. С этими словами он передал мне грузовой план - лист, на котором был нарисован разрез судна с трюмами, расчерченными на кусочки с указанием названия, количества и веса груза.

- Ну, я пошел готовить документы на сдачу. Если что - зови, - сказал Третий и я остался один на палубе.

Вот и началась моя первая вахта. Не зная, что делать дальше, я пошел на корму. Кнехты намотанными швартовными концами, шпиль – вертикальный барабан-лебедка для набивания- натягивания швартовов. Несколько бочек с чем-то, привязанных к леерам. Все как и на всех судах. С одной только разницей - на этом судне я уже не курсант, я – третий помощник! Это ощущение не покидало меня и волновало своей новизной. Уже подходя к надстройке, я услыхал два звонка. С курсантских времен я знал систему звонков, даваемых вахтенным матросом. Один – вызов пожарного матроса, два – вахтенного помощника, а три – сообщение о приходе или сходе с борта судна капитана.

Рядом с вахтенным матросом стоял человек с папкой в руке.

- Продукты привез, принимайте, - сообщил он мне, - сухие с машины, а через час - полтора «Айсберг» мясо, рыбу и молочку привезет. Пошел я к машине, а вы уж побыстрее, а то мне еще на два судна нужно завезти.
- Хорошо, - сказал я и пошел в свою каюту, к третьему.

Третий тут же повел меня к старпому. Тут же все закрутилось.

- Внимание! Всем свободным от вахт выйти на погрузку продуктов, объявил я по трансляции. Артельщику принять продукты.

Артельщик – это член экипажа, который кроме своей обычной работы, по совместительству является еще и кладовщиком продуктового склада. Обычно это самый опытный матрос.

Собралось человек десять. Они пошли к машине, стоящей за вагонами. Третий крикнул крановщику на кране, работающем на четвертый трюм и тот, подцепив сетку, сплетенную из каната, подал ее к машине. Минут через пятнадцать сетка опустилась на палубу. В ней были большие и маленькие ящики, картонные коробки, мешки с мукой, крупами, сахаром, какие-то бочки. Поднявшийся народ быстро стал переносить, перекатывать все к лифту. Это было проделано несколько раз. Множество мешков картошки, моркови, лука… Все это носилось и носилось… и народ, явно уставший, сидел между четвертым трюмом и надстройкой возле иллюминаторов камбуза, выходящих на палубу. Оттуда доносились умопомрачительные запахи, но главный – запах только что испеченного хлеба! Мужики с удовольствием курили и занимались тем, чем всегда занимаются нормальные мужчины в такие минуты - травили анекдоты, время от времени взрываясь хохотом.

Прервал эту идиллию мощный гудок с морского борта. Я подошел и увидел, что к нам подходит маленький пароходик с большим краном. На борту было написано «Айсберг».

- Ну что, отдохнули? За работу! Иванов, - прими концы.

С «Айсберга» полетел тонкий прочный кончик с тяжелой плетеной грушей на конце. На военном флоте эта снасть называется «легость», а на торговом – «выброска». Ее кидают на борт или на причал, а затем с ее помощью вытаскивают привязанный швартовный конец. Опытные матросы иногда кидают ее метров на сорок! Чтобы дальше летела, грушу долго пропитывают в свинцовом сурике – очень тяжелой грунтовке ярко-оранжевого цвета.

Грузовая сетка с полутушами коров, свиней, баранов, с ящиками мороженой рыбы, барабанами творога и сметаны, флягами молока, коробками масла и прочими продуктами ложилась на палубу и освобожденная, взлетала вновь, чтобы вернуться наполненной. К обеду все продукты были на борту. Грузчики работали на два трюма и я не видел ничего такого, что требовало бы моего вмешательства.

Ровно в полдень мы с Третьим пошли на обед. Что это был за борщ! После проведенных на палубе часов, мне показалось, что ничего более вкусного я не ел! Намазав на свежайший, тающий во рту хлеб толстый слой горчицы. Я ел горячий, обжигающий флотский борщ и думал, что если все остальные дни на судне будут такими же, я буду не против!

После обеда пришел капитан-наставник. Судя по озабоченному виду третьего, это было серьезно. Меня, поскольку я новенький, отпустили, а Третий пошел с ним на мостик. Пробыли они там часа полтора. После этого они вернулись и капитан-наставник долго писал что-то под копирку. Как выяснилось – акт проверки. Закончив, наставник сказал нам обоим сесть и долго монотонным, на одной ноте читал акт, в котором перечислял замечания. Закончив читать, он поднял голову и внезапно, улыбнулся.

- Ну ладно, не переживайте! Замечания мелкие, их до отхода исправите запросто, так что я этот акт не пошлю в Службу мореплавания, а приду перед отходом и еще раз проверю. Только вы должны меня предупредить о том, что готовы к предъявлению, иначе буду вынужден этот акт передать. Все понятно?
- Да, - ответили мы одновременно.
- Ну, вот и хорошо. Проводите меня к капитану, - сказал он, глядя на меня.

Капитан встал навстречу и подал руку наставнику.

- Ну и как дела у нас?
- Нормально, ничего страшного. Дал пищу для размышления штурманам и перед отходом проверю . Вот тогда и скажу все окончательно.
- Чайку?
- Не откажусь. Ты третьего-то отпусти.

Капитан кивнул мне и я быстро пошел в свою каюту.

- Это же сколько понаписал! – глядя в акт, с тоской и досадой в голосе простонал Третий, - вот же… И надо же было именно ему прийти…Он всегда так…с улыбочкой…

- И что теперь? – спросил я.
- А что теперь… пахать днем и ночью нам теперь! Значит так, я сейчас займусь в штурманской замечаниями по журналам да папкам, а ты лети в картографию и договаривайся по картам. Чифу я скажу, что пока я побуду на вахте.

Все дальнейшее напоминало театр абсурда. Нужно вспомнить то время, чтобы понять происходящее. Залетев в ближайший от проходной гастроном, я не увидел коньяка. Объехав несколько магазинов, в одном из них нашел, но все три бутылки, имеющиеся в отделе, были с ободранными этикетками… Делать нечего - купил бутылку «Грузинского», которую мне завернули в коричневую оберточную бумагу. Вхожу в здание, на пятом этаже которого была картография. Поднимаюсь. За деревянным барьером сидят человек пять женщин, уткнувшихся в карты. Из боковой двери выходи мужчина огромного роста.

- Слушаю Вас. Что хотели? – почему-то шопотом спрашивает он меня.
- Карты, - на всякий случай тоже шопотом отвечаю я.
- Поиграть, что ли, со мной в карты хочешь? – так же шопотом спрашивает он.
- Да нет, карты обменять хочу.
- На что менять будем? Бусы, стеклышки, тряпочки цветные?
- На другие, откорректированные, - уже злясь, не прошептал, а прошипел я.
- Ну вот, уже яснее, а то никак в толк не возьму – чего тебе надо! А чего шепчешь -то?
- Так и Вы…
- Я всегда шепчу, а ты можешь говорить вслух – здесь все свои!

Видя, как давятся от смеха женщины за барьером, я понимаю, что не первый уже попадаю в такой вот спектакль.

- Ну что же, давай.

Я подаю сверток, готовый провалиться сквозь землю. Это первая в моей жизни взятка…

- Разверни.

Разворачиваю бутылку. Он смотрит прямо мне в глаза.

- Хорошо, сказал он и повернулся, чтобы уйти.
- Что хорошо? - набравшись смелости, произнес я вслед ему.
- Краснеть еще умеешь - хорошо это. Я просил у тебя заявку.
- А ее нет у меня.
- Тогда спроси у девочек – помогут или нет.

Я повернулся к ним и увидел на их лицах улыбки.

- Наверное помогут, сказал я, тоже улыбнувшись им.
- Ну и хорошо, - прошептал Высокий, - вези карты. Только заявку не забудь. Кстати, я видел пару раз, как девушки наши чаёк с коньячком пили. Наверное нравится им.

Благодарно кивнув ему, я протянул руку и поставил на стол за барьером злополучную бутылку и вылетел из картографии.

Вернувшись, я рассказал все Третьему. Он долго смеялся, а потом замолк.

- Ты извини меня, я должен был тебе сказать, что коньяк девчонкам. Закрутился… А он вообще не пьет - с горлом у него проблемы. Мог скандал устроить серьезный! Понравился ты ему, видать!

- Сейчас схожу к Чифу, пусть машину вызывает – карты везти. Карты я уже свернул в рулоны, а описи у меня готовы. Заявку сейчас напечатаю.

Через час пришла машина и третий уехал на ней вместе с картами, чтобы сдать их и уехать домой.

Часов в пять, когда свободный от вахт народ начал разъезжаться по домам, раздался мощный гудок. Я выглянул из иллюминатора – к нам подходил небольшой танкер. Тут же зазвонил телефон. Матрос сообщил мне о танкере. Я сказал ему вызвать пожарную вахту и сам пошел вниз. Матрос и моторист из пожарной вахты, то есть люди, которые обязаны находиться на борту по графику каждую ночь во время стоянки, на случай пожара, были уже у трапа. Я встал к трапу, а они втроем пошли принимать концы у танкера. Вскоре они вернулись, а я поднялся на мостик и сделал объявление о том, что у борта ошвартовался танкер и курение на открытых палубах запрещено, а иллюминаторы по этому борту должны быть задраены.

Потом был небольшой конфликт с грузчиками. Трюмный матрос, наблюдающий вместе со мной за погрузкой, сообщил, что грузчики снова оставили большую пустоту, правда в другом трюме.

Примерно в 20 часов пришел пожарный инспектор. Велел собрать пожарную вахту. Долго разговаривал с ними, спросил обязанности, потом пошли по судну. Он явно чего-то ждал от меня. Пожарный матрос, который ходил с нами, знаком показал мне, что хочет что-то сказать. Я отстал от пожарника и матрос шепнул, что ему нужно налить, а иначе он не уйдет!

- А у меня нет, - растерянно сказал я.
- Сейчас принесу, в каюте на столе будет, - сказал матрос и исчез. Через пару минут, когда мы проверяли пожарный песок в ящике на баке, матрос вернулся и подмигнул мне.
- Может, сходим в каюту, - наобум, не зная что сказать, ляпнул я.
- А чего, можно и сходить. Почему не сходить? – не задумываясь, согласился инспектор и пошел впереди меня!

Войдя в каюту, инспектор остановился. Из-за его плеча я увидел, что на столе стоит чуть больше полбутылки водки и стакан. На стакане – кусок хлеба и соленый огурец.

- Ну что же…немного прямолинейно, но зато честно! – сказал инспектор и сел за стол.
- Давай журнал.

Я подал ему журнал пожарной вахты. Он посмотрел его, сделал короткую запись и, закрыв, налил себе полстакана.

- Тебе нельзя, ты на вахте, - произнес он, не отрывая глаз от стакана, и тут же опрокинул его, смачно закусив огурцом.

Больше всего я боялся, что он теперь останется и будет болтать о чем-то, но инспектор встал и надел свою видавшую виды фуражку.

- Служба, понимашь! Некогда мне. Нужно идти. Ты уж тут бдительности-то не теряй.

Взгляд его не отрывался от стола. Он как бы замедлился в движениях. Я понял.

- Так Вы возьмите то, что там осталось – мне же все равно не пригодится, на вахте я.
- И то верно. Зачем она тебе? А я могу и примерзнуть ночью. Ну, бывай, третий! Не провожай, сам дойду. Он быстрым, легким движением сунул бутылку со стаканом в карман черного брезентового плаща и исчез.

Наконец-то я остался один! Так я не уставал с первого курса, когда стоял в ДП - дежурном подразделении, делавшим всю тяжелую работу по Училищу. Добравшись до дивана, я прилег и тут же отключился, провалившись в тяжелую, тягучую черноту.

Как мне показалось, почти сразу же зазвонил телефон. Он долго звенел, пока я, очнувшись, не понял что это такое. Звонил вахтенный матрос. Меня ждали внизу. Мельком взглянув на висевшие на переборке часы, отметил, что была уже половина первого ночи. У трапа ждал бригадир.

- Командир, сегодня работать больше не будем. С утра придут три бригады, а на ночь закрывай трюма – дождик обещают.
- Вызывай трюмного и пожарного матроса, - сказал я вахтенному.

Через два часа тяжелые люки были закрыты и я снова лег на диване. Проснулся я от голоса Третьего.

- Ну, ты даешь! Уже пятнадцать минут восьмого, а ты еще спишь. Вахтенного раздолбай – не позвонил тебе в семь, не разбудил.

Через пару минут вошел Второй.

- Ну и как, не работали ночью?
- Нет, не работали.
- Ну и ладно, значит повезло тебе - поспать дали.

В эту минуту раздался голос старпома по трансляции: «Третьему помощнику зайти к капитану» - Прям до завтрака…- удивился третий, - идем вместе, а то акты-то мы подписали, но не докладывали капитану.

Старпом и второй уже были у капитана. Был еще и другой мужчина лет сорока, как выяснилось позже – стармех. Лни сидели на диване.

- Алексей Иванович, как у нас обстоят дела с картами?
- Разрешите, я отвечу, Эльмарт Андреевич, - вмешался Третий.
- Да.
- Я договорился - карты будут готовы сегодня к обеду. Вся коллекция, откорректированная на сегодняшний день.
- Понял. Спасибо. Спецкарты я уже получил. Алексей Иванович, документы на отход еще не готовили?

И опять мне не дали ответить. Старпом тут же, опередив мое «Нет», сказал, что сегодня после обеда я этим и буду заниматься. А я-то, по простоте душевной, полагал после вахты поехать домой…

- А печатать-то на машинке умеете, Алексей Иванович? – спросил капитан.
- Да, пару раз печатал, - ответил я и все почему-то рассмеялись.
- Ничего, к утру будет печатать как профессиональная машинистка, - заявил старпом.
- Ревизор, как с погрузкой?
- Завтра к обеду закончат, оформление документов и к восемнадцати будем готовы.
- Сахават Агиевич, как с топливом, со снабжением?
- Топливо принято, снабжение на борту.
- Сергей Иванович, объявите экипажу, что увольнение до завтра, до семнадцати часов. Все свободны.

Выйдя из каюты капитана, я спросил старпома:

- Сергей Иванович, а когда я смогу домой поехать?
- Да в любой момент… после того, как будете печатать как я, а я хорошо печатаю.

Я не знал, как на это реагировать – как на шутку или серьезно? Старпом сам ответил на этот немой вопрос.

- Заходите. Вот Вам НБЖС – «Наставления по борьбе за живучесть судна». Знакома такая книга?
- Конечно, я же аттестацию сдавал…
- Вот и чудненько, вот и славненько! Значит так… Нужно перепечатать первые три раздела. Никаких подчисток и исправлений. Как будет готово – сразу домой! Там не так уж и много, всего–то сто тридцать страничек. Да, чуть не забыл! Прежде чем домой уходить – напечатаешь судовую роль. Документы всех членов экипажа возьмешь у меня. Шесть экземпляров нужно. Форму роли возьмешь у себя в столе. Кстати, машинка только четыре пробивает. Там же в столе есть бланки заявления на отход и кое-какие другие документы для пограничников и портнадзора... А еще нужно судовые документы на отход подготовить к предъявлению. Ну, да не пугайся - сдающий третий будет рядом до отхода и покажет что к чему!

Вопросы есть? – закончив тираду, спросил он меня, - нет вопросов! Свободен! За работу, товарищи, за работу! Впереди нас ожидают сияющие вершины и полная свобода личности!

Я не имел ни малейшей возможности вставить что-либо в этот его непрерывный поток слов… Да это, как я понял, вовсе и не предполагалось… Я был в полном смятении.

- Ты не первый такой, успокаивал меня Третий. Меня он точно так же учил! Не переживай, он не со зла, просто тебе же нужно будет работать… Как же без машинки? Все на ней…
- Хоть позвонить жене на работу…
- Так сбегай на проходную – там телефон есть.
- Точно, сейчас сбегаю. Чую я – не попасть мне домой…
- Похоже, на то, - засмеялся Третий.

В два часа ночи я закончил печатать НБЖС. И действительно, если сначала я долго искал каждую букву и рвал лист за листом, попадая не на те буквы, то последние страницы строчил «как заяц на барабане», по словам Ревизора, заглянувшего в каюту. Пальцы сами уже попадали на нужные кнопки,

Вздремнув пару часов, я опять засел за машинку – делать Судовую роль - список экипажа с названием должности, номером паспорта и датой рождения. Казалось бы - просто, а вот… Каждый паспорт открываешь, читаешь, печатаешь… все хорошо, но…

Сбой, ошибка и все сначала… Роли с исправлениями пограничники не принимают… Хоть плачь! Стиснув зубы, снова и снова вставляю бумагу и начинаю сначала. К обеду как-то легко напечатал две закладки без единой помарки и абсолютно счастливый, довольный собой, иду к старпому, гордо неся перед собой стопку ролей.

- Молодец! Будет толк! Там еще трое новых пришли – вот их паспорта. Через пару часов нужно будет нести документы погранцам и в портнадзор.

Я подумал, что сейчас вот, прямо здесь же, убью его с применением всяческих жестокостей, чтобы подольше помучался и мне все равно, что мне за это будет!

- Хочешь кофе? У меня вкусный, еще японский, растворимый! – бодрым, невинным голосом спросил Чиф.

Я не знаю, чего мне больше хотелось в эту минуту – плакать или смеяться… Вместо этого я отрицательно помотал головой и на ватных ногах пошел к себе.

Все документы были готовы через два часа. Я шпарил на машинке как из пулемета и практически не ошибался…

В девятнадцать, побывав у медиков в карантинной службе, где предъявлял роли и медкнижки повара, пекаря и плотника, ответственного за пресную воду, я положил на стол перед инспектором портового надзора все нужные документы. Полистав их, проверив все что ему было нужно, он поставил штампы на роли и на заявлении на отход.

На судне я доложил капитану, что отход оформлен и уже был готов упасть от усталости на диван в каюте, когда вошел второй и передав мне повязку, сказал что с 20 часов переходим на ходовые вахты… Вахта третьего на ходу – с двадцати до двадцати четырех часов и с восьми утра до обеда… Я встал и, шатаясь, надел повязку и пошел на палубу.

Там шла погрузка техники. Палубный груз – забота старпома и он был там, вместе с боцманом руководил установкой на люках и на палубе, между трюмами и бортом тракторов, грузовиков, контейнеров. Я выполнял какие-то поручения капитана, ходил с какими-то людьми по палубе, что-то говорил, что-то подписывал, с инспектором портнадзора проверял выполнение каких-то пунктов предыдущих проверок … А потмо я раскладывал карты в соответствии со сделанной капитаном предварительной прокладкой курса. Все было как в кошмарном и непрерывном сне…

К нулю все было погружено, документы оформлены и груз закреплен матросами. Я сдал вахту Ревизору и сел на диван в каюте, находясь в полной прострации. Когда по трансляции прозвучало «Всем посторонним и провожающим покинуть борт судна. Судно снимается в рейс. Палубной команде по местам стоять на отшвартовку. Боцману и третьему помощнику на бак, второму помощнику на корму. Принять буксиры», я даже не удивился и никак не отреагировал. Я был бы наверное потрясен, если бы ничего этого не произошло и меня просто оставили бы в покое.

На баке было холодно. Боцман с матросами сгрудились у брашпиля, то есть якорно-швартовной лебедки. С моря подходил буксир с красным и зеленым огнями по бортам.

В динамике моей маленькой рации прозвучало : «Третий – мостику». Я ответил. «Принять буксир». Говорю боцману. Тот посылает матросов и они, приняв толстенный буксирный конец с буксира, кладут его на кнехт. Через пять минут команда : « На баке - отдать все концы». Передаю боцману. Матросы сбрасывают концы с кнехтов и ослабляют их. Швартовщики на причале сбрасывают их с причальных «пушек». Боцман материт швартовщиков на чем свет стоит за то, что сбросили концы в воду – они теперь мокрые и руки у матросов, выбирающих их , мерзнут.

Через пять-семь минут докладываю, что на баке чисто, концы выбраны. Буксир начинает работать. «Всем отойти от буксира» - звучит команда на рации. Судно оттягивается буксирами от причала.

Буксиры как игрушку раскручивают нас носом на выход. Вскоре звучит команда «Отдать буксиры на баке и корме». Скидываем конец. Буксир убегает. Судно мелко трястись от работы нашей машины. Огни на берегу начинают двигаться назад. Причалы удаляются. К трапу подлетает катерок. На него сходит лоцман.

«На баке и корме, боцману и третьему остаться, палубной команде убрать трап, все крепить по походному». Огней по носу становится все меньше. Справа по носу из множества других выделились три ярких огня. Они все больше и больше сближаются и когда они почти что выстроились в одну вертикальную линию, судно пошло влево. Это – створные огни. Они, красные огни Токаревского створа, встречают и провожают все суда. Сегодня они провожают нас.

Минут через пятнадцать в динамике рации раздается : «На баке, якоря в клюзы ( те «ноздри», в которых якоря прячутся на носу судна) и по-походному».

Когда я добрался до своей каюты, на часах было половина четвертого. Разделся, на автопилоте сходил в душ и упал в кровать. Сна не было. Стоило закрыть глаза, начинало мерещиться что-то странно-страшное, бесформенное… Терпеть это было невозможно. Встал, налил стакан воды из-под крана. Выпил. Она была теплая и противная на вкус. Посидел немножко в темноте. В постель ложиться не хотелось. Я был весь пустой внутри. Только голова тяжелая. Она тянула вниз… Лег на диван, накрывшись телогрейкой с головой и…немедленно заснул.

(Виктор Федоров. См. Персональный сайт victorf.ru)