18. Изыди, змей
Была, да конечно же, она была, не задумываясь, ответил я сам себе и твердо шагнул на сходню. Сегодня на судне было не так пустынно, как вчера. Чувствовалось, что судно на отходе. В пассажирских коридорах, в последних приготовлениях, обстреливая новичка взглядами, суетятся номернушки в голубых костюмчиках. На палубе комсостава тоже кипит жизнь – народ озабоченно носится с какими-то бумажками. Кто-то провожает жену с ребенком к трапу. Матросы на палубе задраивают люк почтово-багажного трюма, куда вчера погрузили почту. Все при деле.
- Ну что, идем к Мастеру? – предложил Второй, сдав вахту Третьему.
- Идем.
- Входите, - ответил на стук капитан, подписывающий какие-то документы, которые принес ему Третий, сидящий на стуле у стола.
- Юрий Антонович, дела сдал.
- Алексей Иванович, - представился я.
- Хорошо, Алексей Иванович, занимайтесь своими делами, а вас, Юрий Петрович, прошу задержаться на минутку. Присядьте. Я подпишу документы и поговорим немножко.
Я поднялся на мост. Осмотревшись, не нашел ничего нового и пошел в каюту. У двери стояли чемодан и сумка Второго. Я свои вещи решил не трогать – разберу их в рейсе.
- Внимание экипажа, - раздалось в динамике, - Всем посторонним покинуть борт судна. Начинается оформление пограничными властями. Экипажу находиться в своих каютах.
Минут через пятнадцать в каюту зашел солдатик в сопровождении матроса. Сличив мою фотографию на паспорте и сделав отметку, пошел дальше. Это было все оформление. Ровно в десять объявили о начале посадки. Я вышел на палубу через дверь рядом с моей каютой и по шлюпочной палубе прошел на корму.
Сверху хорошо было видно, что на причале много людей. Что удивило – в большинстве своем это были молодые девушки. Я поймал себя на мысли, что так и не спросил, куда же мы все-таки идем. В общем-то, я уже знал, что судно летом работает в районе Сахалина и Курил. Значит, идем на Курилы. А куда еще можно везти столько молодых девушек-студенточек? Только на Курилы, на какой-нибудь рыбокомбинат. Скорее всего, на Шикотан. Там, на сайровой путине, они обычно и работают летом.
Внизу, у сходни стояли пограничники и милиция. Они проверяли документы и делали отметки в списках. Процесс шел довольно бойко и люди с чемоданами, гитарами, мячами в сетках шли по сходне с интервалом четыре-пять метров. На палубе их встречал пассажирский помощник со списками и распределял, к какой из стоящих тут же номерных человек должен подойти. Собрав группу человек десять, девушки в голубой униформе уводили ее. На место ушедшей номерной становилась другая. Все было четко и размеренно. Никакой суеты, никаких заминок. Через полчаса на причале остались лишь провожающие.
- Швартовой команде по местам стоять на отшвартовку, - раздалось минут через двадцать.
Я взял с крючка у двери белую каску с черной надписью «2ПК» на ней, радиостанцию и пошел на корму – мое место по швартовому расписанию. Матросы и плотник были уже там и курили. Народ это был довольно матерый – большинство примерно моего возраста, а кое-кто и постарше. Я поздоровался с ними.
- Алексей Иванович, - представился я, - в неслужебной обстановке - Алексей.
- Корма-мостику, - раздался в рации голос Чифа.
- Есть корма.
- Отдать сходню и оставить по два продольных.
Мне не пришлось дублировать команду. Моряки ее слышали и уже выполняли. Приподняв сходню, они завели кончик и на нем спустили ее, а швартовщики на причале откатили в сторону. Тут же матросы ослабили концы и, как только швартовщики сбросили гаши (петли на швартовных концах) с палов (причальные швартовные кнехты), вручную выбрали их и начали сматывать на походные вьюшки.
- На корме оставили два продольных, под кормой чисто, - доложил я, с удовольствием наблюдая, как матросы ловко, без единого указания делают свое дело.
- На корме, проворачиваем правый двигатель.
- Понял, - ответил я и скомандовал матросам отойти от концов.
Слышно было, как где-то наверху, через капы (вентиляционные люки над машинным отделением) вырвался звук сжатого воздуха, запускающего двигатель, и под кормой забурлило. Через несколько секунд вращение винта прекратилось. Тут же пыхнул воздухом второй двигатель, и снова забурлило под кормой. Вытянутые как струны, концы уже трещали. Двигатель затих.
- На баке, вира помалу оба каната. На корме – отдать все концы, с кранцами стоять.
Моряки лихо выдергивают оба конца. Кранцы – плетеные из пенькового каната груши, которые подкладывают в случае касания бором соседнего судна, уже готовы и по два моряка держат их наготове с обоих бортов.
- Под кормой чисто, с кранцами стоим, - доложил я.
- Понял, на баке вира на полную оба каната.
Корма пошла быстрее. Справа и слева было по два-три метра от других судов. Мелькали иллюминаторы. Корма стала постепенно приближаться к судну, что слева по ходу. Докладываю.
- Есть, понял, - ответил старпом и тут же правый двигатель дал толчок, поработав несколько секунд. Корма перестала приближаться, и мы еще быстрее пошли вперед.
Вскоре корма поравнялась с носом обоих судов и тут же с бака доложили, что оба якоря встали. Еще через пару минут Третий доложил, что оба якоря вышли из воды, оба чисты.
- На корме, концы уложить по – походному и свободны, - прозвучало в передатчике.
Все уже на местах, уложено, зачехлено и закреплено. -
Швартовка закончена, - поставил я точку и добавил, что работать с такой командой – удовольствие.
- Впервые на пассажирах? – спросил плотник.
- Да.
- Тогда понятно. Еще привыкнешь, Иваныч! Здесь иначе нельзя, здесь балбесам нет жизни!
- Начинаю это понимать, но думаю, для этого у меня будет достаточно времени, - смеюсь я.
Времени до вахты осталось совсем ничего. Только пообедать и – на мостик. А в кают-компании-то я еще и не был. Пробегал все время мимо и не спросил предшественника, где мое место. Ну, да и ладно. Разберусь! Умылся, причесался. Захожу в кают-компанию. Народа пока нет. В половине двенадцатого обедает только вахта. Столов - восемь, какой из них мой?
- Растерялся? - раздался знакомый голос. Опять электромеханик.
- Да вот, забыл спросить.
- Вот твой стол, - он указал на второй стол от буфета, у лобового иллюминатора, а это твое место. Удобно – всех видно, да и с капитанским рядом.
- Спасибо, - сказал я и сел.
Из буфета вышла довольно молодая буфетчица. Высокая, стройная, с длинными каштановыми волосами, собранными в хвост. Довольно короткая юбка с белым кружевным передником, тонкие колготки с рисунком, тонкая блузка. Довольно сексуальная особа.
- Здравствуйте, - сказала она каким-то низким, грудным голосом, от которого даже мурашки побежали чуток.
- Привет, Маринка, - сказал Сергеич, - корешок пришел - вместе работали. Прошу любить и жаловать!
- Здрасти, - только и осталось сказать мне.
- Любить не обещаю, а жаловать буду, потому что по инструкциям положено, да и симпатичный молодой человек, чего ж не жаловать, - смеясь, сказала она и, не скрываясь, обследовала меня своими большими темными глазами.
- Этого мне будет вполне достаточно, - улыбнулся я в ответ.
- Ну и хорошо. Приятного аппетита, - сказала она, ставя на мой стол супницу с восхитительно пахнущим борщем.
- Ну вот, так всегда! Где что побежало или не крутится - это к механикам, а как первую супницу или что повкуснее – это к штурманам! – не унимался Сергеич.
- Уж вашему-то столу грех жаловаться на отсутствие внимания со стороны женского персонала. Аль в ресторане нынче плохо готовят?
- Вот, язва! Все, я молчу, - смущенно воскликнул Сергеич и, подмигнув мне, углубился в процесс обеда.
- Привет, народ! – поздоровался входящий мужчина лет тридцати, видимо второй механик, раз с вахтой обедает.
- Здорово, садись и ты с нами, - ответил Сергеич.
- Во как, а куда Юрок делся? - в ответ на мое приветствие воскликнул второй механик.
- А соскользнул, - ответил Сергеич.
- Вот, жук.
На том и закончился наш разговор. Меня уже заинтриговало – от чего или от кого сбежал мой предшественник, что так все реагируют? Надо будет узнать при случае.
На мосту все было точно так же, как и на любом другом судне. Мы довольно быстро бежали по створам. Скрыплев, этот вечный страж на входе в порт, был уже на траверзе. Впереди – открытое море и долгий переход вдоль берегов Приморья, пока не повернем на пролив Лаперуза. Знакомая тропинка, внутренне усмехнулся я, изучая прокладку на карте.
- Сдаю спокойную вахту, - сказал Третий, когда я вышел из штурманской в рулевую, - машина водится в режим.
- Спасибо, когда-нибудь отдам тем же, - пошутил я.
Бежали резво, почти семнадцать узлов. Вышел на крыло. Теплый, пахнущий чем-то таким знакомым, воздух открытого моря. Как же я по нему соскучился! На душе тихо и спокойно. Здесь я на месте, здесь все понятно и знакомо. Наверное, рыбка, неожиданно отпущенная рыбаком, чувствует себя так же, попав снова в воду.
Жизнь вошла в свой привычный, вахтенный ритм. Все было так же, как и на любом другом судне, только на мне не было груза! Разве можно считать эти несчастные пару тонн грузом? Однако же, пара – не пара, а посмотреть его нужно. Документы были совсем другие, непривычные. Изучая их, я вдруг почувствовал что-то необычное. А ведь это же очень важно, это же почта!
На второй день, после вахты, я вызвал плотника и мы пошли вместе с ним смотреть почту. Ключ от почтового отделения был у меня. Я принял его по акту. Спустившись в трюм, обнаружил, что там есть выгородка, а вернее – большая клетка, устроенная под одним из подзоров. На полках лежали посылки. Большие и маленькие, обшитые и нет. А еще – большие мешки с письмами. Много, штук тридцать. Все мешки опломбированы и на бирках написано все, что нужно об этом мешке знать почтовым людям.
Смотрел я на все это и невольно задумался. Кто-то послал письмо или посылку, вложив в нее что-то важное, и надеется, что она дойдет и вот сейчас, на этом отрезке пути я отвечаю за то, чтобы это произошло. Раньше я никогда так не думал о грузе. Груз - он и есть груз, а здесь каждая коробка, каждый конверт – это люди.
На некоторых посылках расплылись темно-бардовые пятна.
- Варенье народ шлет на острова, - заметив мой взгляд, сказал плотник, - тут однажды самогонка в посылке разлилась, на берегу же швыряют посылки почем зря и запашок стоял в трюме еще тот!
- Представляю себе, - улыбнулся я, - а сдача и приемка почты как происходит?
- Если в спецконтейнерах, то просто пломбы проверяем и все, а если насыпью – по номерам все посылки и мешки сличаем, и на поддон складываем. Часа два – три обычно уходит.
К двум часам на мост поднялись капитан и старпом. За ними поднялся четвертый и взял черновой журнал.
- Начинайте, Александр Семенович, - сказал капитан.
Чиф нажал красную кнопку тревожной сигнализации. Длинный сигнал колоколами громкого боя. «Общесудовая учебная тревога, судно к борьбе за живучесть изготовить», раздавалось в динамиках, когда я вихрем несся в свою каюту. Схватив жилет, рацию и надев каску, быстро цепляю на иллюминатор броняшку(стальную защитную крышку), лечу в столовую. Там - сборный пункт кормовой аварийной партии и я ее командир.
Докладываю на мост о готовности партии. Почти сразу опять звучит сигнал тревоги и «Учебная пожарная тревога, пожар в районе инсинератора. Кормовой партии приступить к ликвидации очага ». Я уже знал, что на пассажирах есть инсинераторы – специальные устройства для сжигания мусора, но к своему стыду, я не знал, где он на этом судне и просто бросился вместе с бойцами моей партии на корму.
Оказалось, что народ и на тревогах очень неплохо натренирован. Там они быстро вооружали шланги, плотник и матрос надели изолирующие дыхательных аппараты и пошли открывать дверь в инсинераторную.
«Внимание, в инсинераторной произошел взрыв, ранен плотник. Санитарной группе оказать помощь» - звучит вводная. Вижу, что на крыле стоит капитан с секундомером и наблюдает за нашими действиями.
Хватаю у плотника аппарат и, быстро включившись в него, шагаю туда, куда уже вошел матрос. Тем временем, на палубе уже разложены носилки, и плотник с довольной физиономией разлегся на них.
Выходим с матросом из инсинераторной. На палубе стоят огнетушители, два шланга выведены за борт и из них бьют тугие струи воды.
- Пожар ликвидирован, помощь раненому оказана - докладываю я.
«Отбой пожарной тревоги. Оперативное время 0020, вышел из строя привод рулевой машины. Кормовой аварийной партии перейти на ручное управление рулем», - раздается новая вводная и мы несемся к трапу на корму, а там - вниз, еще вниз. Большой, метров пять в радиусе, массивный стальной сектор, закрепленный на баллере (вертикальном штоке) руля и вся эта многотонная конструкция, по команде со штурвала на мостике, поворачивается гидравлическими поршнями. Наша задача – перейти на ручное управление. Быстро переключаем клапана на местное ручное управление гидравликой и теперь вращением большого штурвала, находящегося здесь же, можно будет очень медленно поворачивать баллер. Осталось только перевести главный клапан. Докладываю на мост.
- Есть, принято. Отставить переход на ручное. Отбой. Управление рулем перевести в исходное.
- Отбой, - кричу бойцам.
Выходим на корму из румпельного и тут раздаются короткие звонки. Автоматически считаю их. Один, два, три, четыре… Семь коротких и один длинных. Шлюпочная тревога. Бежим к шлюпкам. Я – командир шлюпки номер три, с правого борта. По трансляции объявляют номерным выводить пассажиров к шлюпкам.
Механики заводят двигатели на шлюпках, радист принес к первой шлюпке шлюпочную радиостанцию. Пассажиры, до этого просто наблюдавшие за учениями, теперь встревожено жмутся к своим, знакомым уже номерным. Спасательные жилеты не на всех. Тут же командую «своей» номерной доставать жилеты из специального ящика под деревянной скамейкой. Матрос помог поднять скамейку и вот, все пассажиры моей шлюпки в жилетах. Совершенно неожиданно натыкаюсь на взгляд больших девичьих глаз. Вот даст же Бог! Ишь, красатуля какая… Ну и чего же ты так уставилась - то, родная?
- Товарищ командир, - жеманно растягивая слова и явно играя на подружек, громко обращается ко мне это сокровище с глазками «барби», часто хлопая ресницами, - а я очень воды боюсь и даже становлюсь буйной при этом, что мне делать?
- Как раз в нашей шлюпке, на случай испуга и буйства среди девушек, есть специально обученный матрос, который умеет быстро успокаивать, - язвлю я и ее подружки громко смеются.
- Что здесь у вас, - спрашивает старпом, оказавшийся за моей спиной.
- Инструктаж провожу, - отвечаю я.
- Понял, проводите, - улыбнулся Чиф и пошел к следующей шлюпке.
На разборе учений нашу партию и меня похвалили. Правда, капитан сделал мне замечание за то, что приняв верное решение пойти вместо плотника на разведку в огонь, я не назначил себе замену, оставив партию без старшего.
Мне понравилась тревога – все отрабатывается основательно, досконально, серьезно. Да иначе здесь и нельзя – пассажиры ведь на борту.
После ужина вышел на шлюпочную палубу. Солнце было еще достаточно высоко. Спокойное, чуть с рябью море и мерный, глухой шум двигателей, да шум вспененной воды вдоль корпуса - все это располагало к покою. Я сел в один из шезлонгов, расставленных на палубе, и с удовольствием откинулся, глядя на синий бескрайний простор. Потом закрыл глаза и сидел так, почти ни о чем не думая и наслаждаясь покоем, довольно долго и даже задремал.
- Ой, как же здесь здорово, - разбудил меня девичий голос. Я открыл глаза. В паре метров, прямо передо мной, у релингов стояло тоненькое, прелестное создание в легком, почти воздушном платье, шевелящемся даже при полном безветрии на палубе. Солнце было уже довольно низко и она стояла как раз между солнцем и мной. Как рентгеновскими лучами, солнце раздело ее, прекрасно показав идеальную, словно точеную, фигурку, великолепные ножки и все остальное... Открыв от неожиданности рот, я не ответил и невольно разглядывал ее «прелести».
- Вы спите, что ли? - не унималась девушка.
- Теперь уже нет, - ответил я.
- И кто же спит на закате? А ночью что будете делать?
Я сделал ладонь козырьком, пытаясь в лучах разглядеть ее лицо. Боже, да это же она, «барби». Вот же, пристала…
- Вообще-то, вахту я нести буду ночью, да и не было у меня никогда проблем со сном.
- Ой, как интересно! А какую вахту вы будете нести? И куда, - засмеявшись, добавила она.
- Да вот, пароход туда, куда вам нужно, вести буду.
- Здорово! Это вы стоите там, на капитанском мостике и такую большую баранку со штучками на ней крутите?
- Нет, не кручу я там «баранку со штучками). Ее вахтенный матрос крутит, да и нет у нас его, руля этого. Кстати, он штурвалом называется.
- Да-а? – протянула она, - а что у вас есть? Чем же вы тогда рулите?
- Ну… там есть авторулевой, а на нем – такой маленький, э…, маховичок.
- Ой, как здорово! А вы мне покажете этот самый… маховичок, да?
- Так нельзя же на мост посторонним, - начиная беспокоиться, ответил я.
- Жаль… А если я ночью приду, когда вы будете на вахте?
- И ночью тоже нельзя посторонним.
- Какой же вы несговорчивый! Просто ужас какой-то! Ну и что же, что посторонним нельзя. А разве нельзя сделать так, чтобы я была не очень посторонняя? Сделайте же что-нибудь, раз девушка просит вас! Я что, так и буду стоять здесь и уговаривать вас?
- Не нужно меня уговаривать, девушка. Извините, я должен идти.
- Идти? Вот уж не знала, что моряки такие…
Я встал и молча вошел в надстройку, хотя какой-то другой «я» внутри меня криком кричал: «Зачем уходишь, ведь вот она, сама к тебе просится. Ну что же ты, давай! И чего боишься? Никто же не узнает, она через пару дней уйдет с судна и из твоей жизни! Давай же! Вернись!»
- Да пошел ты…! – совершенно неожиданно для себя вслух, громко и с выражением сказал я.
- И куда же это вы меня направили? - раздалось вдруг.
Я резко обернулся. По коридору, скорее всего из лазарета в самом конце, шел капитан.
- Ой, извините, Юрий Антонович… Это я не вам, это я сам себе…
- Да ладно, не извиняйтесь, я так и подумал. Такая русалка и так мило с вами общалась, и такая реакция… У вас сильная воля, Алексей Иванович. Похвально! Кстати, вы впервые на пассажирском судне и я рекомендую вам сохранять эту реакцию как можно дольше. Себе же спокойнее будет.
- Спасибо.
- Да не за что. Отдыхайте, Алексей Иванович.
Закрыв за собой дверь каюты, я рассмеялся. Это был урок – все и всё видят. Ничто на судне не может быть укрыто, спрятано от глаз. Я знал это и раньше, но я еще не знал, что на пассажирском судне с его многочисленными палубами и закоулками, эта истина еще более справедлива, чем на грузовом, с его парой - тройкой жилых палуб и небольшим экипажем.
- Внимание экипажа, в столовой команды через десять минут начнется демонстрация художественного фильма…, - раздалось в динамике.
Сходить, что ли? Все равно делать нечего, а до вахты еще почти четыре часа.
Большая столовая на восемь длинных столов была заполнена чуть больше, чем наполовину. Войдя, я почувствовал себя как на подиуме. Человек сорок, из которых добрые две трети – молодые девчёнки, обернулись и стали сканировать меня с ног до головы.
- Иваныч, - прозвучал спасительный голос плотника, - давайте к нам, здесь место есть свободное.
- Вовчик, а Вовчик! Ты чего это Второго прячешь, а? – раздалось вдруг, - боишься, что мы его, такого всего холостого – неженатого в оборот возьмем?
Говорила очень красивая, белокурая девушка с круглым румяным лицом и синими, чуть навыкате, нахальными глазами. Она в упор глядела мне в глаза и я тут же отвел взгляд.
- Думаешь, по бокам сели и это спасет? Ты же знаешь - если мы возьмемся, твоя оборона не устоит!
- Да знаю я, знаю. С вами только свяжись… Нет, Танюха, ты своей смертью точно не помрешь!
- А чего мне умирать? Я, может быть, только и жить - то начинаю. В кои - то веки холостого штурмана прислали, да такого румяненького и пригоженького.
Молчать дальше нельзя было. Все смотрели на меня – что отвечу.
- Да нет, это не румянец. Больной я, немощный. Вот и руки – ноги дрожат, видите? Разве здорового послали бы сюда, к вам на растерзание? Небось, пожалели бы.
- Так мы же вылечим, мы это можем! – под общий смех сказала она, - правда, девочки?
Однако же, волну сбить удалось, подумал я с удовлетворением. Народ успокоился и забыл обо мне. Начался фильм.
Вечером следующего дня вошли в пролив Лаперуза. Встретил он нас сплошным, очень плотным туманом. Не было видно даже собственного бака. Сбавили ход до среднего. Судно, подавая длинные гудки через каждые полторы – две минуты, осторожно продиралось сквозь клочья мокрой слякоти. Вахтенные помощники не отрывались от резинового тубуса радиолокатора, напряженно вглядываясь в след послесвечения от бегающего по кругу зеленого луча, чтобы вовремя заметить на экране отметку от другого судна или плавающего предмета. Вахтенный матрос на крыле вслушивается в тишину, стараясь в шуме воды да глухом звуке двигателей выловить другой, тревожный звук чужого туманного гудка. Уж лучше шторм, чем туман. Это знает каждый моряк.
Туман продержался до утра и только часов в десять начал подниматься. Видимость постепенно увеличилась и, пропорционально ей улучшилось настроение.
К острову Шикотан подошли уже к концу дня. Только встали на якорь, как вновь навалился туман. Стоим в тишине. Только крики чаек да тихий, мерный стук дизель-генератора в машинном отделении. Примерно через час к борту подходит катерок, с которого поднимается морской офицер и еще пара человек. Еще через час – полтора они сходят на катер с большими пакетами и коробками в руках.
Звоню на мостик, третьему и узнаю, что высадка будет завтра, в восемь утра. До утра отдыхаем. Почему-то навалилась такая тоска, что дальше просто некуда. Взял книгу - не читается. Спустился в кают-компанию. Там Чиф с комиссаром играли в шахматы. Вызвонили с электромехаником компанию и сыграли пару партий в «козла». Играл со вторым механиком. Ничего, нормально с ним в паре получилось! А время все равно тянется и тянется. Фильм уже видел, не интересно второй раз смотреть. Иду в каюту.
Словно нарочно, в голову постоянно лезет та, «русалка»… Гоню. Получается не очень, но все равно гоню. Просто физически ощущаю, как тянет на шлюпочную палубу. Сопротивляюсь, потому что точно знаю – она будет там. Доказываю сам себе, что мне это совершенно не нужно и понимаю, что это так, но все равно тянет. Я не хочу туда, но я не могу не пойти туда! Она мне не нужна, она чужая и опасная, но я хочу туда, к ней! Я знаю, что потом буду ненавидеть и казнить себя, но сейчас я хочу туда!
Чтобы не сорваться, как зомби, на ватных ногах иду в душ и стою под хлесткими струями, добавляя все больше и больше горячую воду. Вскоре я стою уже почти под кипятком. Тело зудит, еле терплю… А теперь – стоп горячую и полностью открываю холодную! Уже дрожу всем телом - не тропическая вода за бортом, оттого вода в танках холодная. Опять приоткрываю горячую воду и медленно открываю ее все больше и больше. Раз, второй, третий… Постепенно теряю чувство времени и реальности. Только эти тугие, злые струи и ничего больше. Совершенно обессилев от такого издевательства над своим телом, выхожу из душевой, даже не обсохнув, падаю в постель и почти сразу засыпаю.
Просыпаюсь в холодном поту и лихорадочно щупаю рядом. Слава Богу – я один! Я смог! Я все сумею теперь! Я вернусь, Аленка! И такая бешеная радость охватывает меня, что даже давно уже орущий телефон не может ее затушить. Быстро сполоснув лицо, поднимаюсь на мост.
- Однако же, вы и спите, молодой человек, - смеется Третий.
- Да разве это сон? – отвечаю я.
- А что же тогда это было?
- Курская дуга, - чуть помедлив, отвечаю я.
- А Гудериан кто?
- Так я же сам себе и он.
- Ну, и кто победил, - не унимается со смехом Третий.
- А как в учебниках написано, так и было – наши победили! Дело-то наше правое, не так ли?
- Ох, Иваныч, и чего ты так мучаешься-то? Пристроился бы давно к тепленькому и сопел бы себе потихоньку. А хочешь, познакомлю с красавицей - приласкает так, что и о танках позабудешь и фамилию свою с трудом вспомнишь!
- Спасибо за заботу, но я уж потихоньку разберусь, как-то привык сам решать свои проблемы.
- Мое дело - предложить, - засмеялся Третий. Ты только намекни!
- Изыди, змей, не то могу ведь и согласиться!
- Все, убежал! Спокойной вахты!
(Виктор Федоров. См. Персональный сайт victorf.ru)