Вторая практика

Япония

Ко второй практике нам открыли визы. Я снова попал на индивидуальную практику. Это был лесовоз, пароход «Сакко». Судно можно сказать старинное, сделанное сразу после революции…. Но в этом мало интересного. Главное – это был мой первый рейс за границу!

Медленно, ужасно медленно шлепал пароход до Японии…. На вторые сутки в воздухе появился странный запах…. Это был запах Японии! Еще не было видно берегов, но этот запах рыбы, водорослей, рыбной муки и еще чего-то такого специфического уже густо наполнял воздух.

Первое, что сразу же по приходу в порт Тояма бросилось мне в глаза – это игрушечные домики на побережье, великое множество рыбацких суденышек, с очень большой скоростью вечером убегающих в море и так же стремительно возвращающихся утром. Буксиры поразили своим великолепием… Они были не старые закопченные, к каким мы привыкли, а новенькие, современнейшие, мощные и красивые как игрушки! На причалах в отличие от наших портов не было ни единого крана.

Оказалось, что японцы работают только судовыми кранами и лебедками. Как только судно ошвартовалось, к борту подлетел автобус и из него высыпали грузчики.

Все были в одинаковой опрятной серой одежде, касках и что меня совсем убило - в мягких высоких башмаках с отдельным большим пальцем, как на рукавицах! Как потом оказалось, это удобно для ходьбы по круглым бревнам, которые мы привезли.

Японцы рассыпались по судну и вскоре все ожило, закрутилось и завертелось. Груз буквально таял на палубе… На причале происходило что-то интересное…. Там взвешивали каждое бревнышко и поставив отметку на торце, аккуратно увозили в сторону, где и складывали. На обед грузчикам привезли пластиковые коробочки, завернутые в небольшие платки… Оказалось, что в коробочках несколько отделений – рис, какие-то водоросли или овощи, рыба и еще что-то такое, чего я тогда не понимал. Скорее всего это были морепродукты.

На другой день судно с недовыгруженным лесом в трюмах отвели от причала и куда-то потянули буксирами. Вскоре нас поставили между двумя большими швартовными бочками и мы, привязавшись к ним, стали ждать. Вскоре подлетел катерок и из него на борт поднялись грузчики. Я думал, что подойдет баржа и они будут выгружать на нее, однако Второй сказал, что выгружать будут на воду.

Процесс был интересный - грузчики захватывали охапку леса стальными тросами – стропами с особыми крюками и когда эта охапка леса попадала в воду, строп сам отстегивался и лес рассыпался. Японцы в своих смешных башмаках-перчатках ловко прыгали с бревна на бревно и небольшими острыми баграми сгоняли их в ровные плоты, которые быстро скреплялись скобами, а подскочивший катерок собирал их в длинную колбасу и отбуксировывал куда-то.

В городе все было не так как дома… Первое, что поразило – отсутствие привычной монументальности…Домов каменных, тяжелых было очень мало. Все было какое-то игрушечное, несерьезное и построенное как будто из фанеры или картона. В сущности, так оно и было… Очень сильное впечатление произвели продавцы, которые при приближении к ним сразу начинали улыбаться и кланяться… Мы, то есть группа из трех человек, бродили по городу и случайно набрели на скверик, образованный… виноградом). Плети винограда густо оплели каркас и создали как бы крытую площадку со скамеечками и столиками. С «крыши» этой свисали огромные грозди практически спелого уже темного винограда…. Мы не знали, можно или нет сорвать одну и сев, стали рассуждать на эту тему. Как будто услыхав наши разговоры, какая-то японка подошла к нам и, видя наше смущение, сама сорвала очень большую гроздь и, улыбаясь, подала ее. Виноград был очень сладким!

Честность японцев, как мне рассказывали бывалые моряки, совершенно уникальна! Я убедился в этом сам в первом же рейсе. Купив какую-то мелочь в магазине, я оставил сдачу на прилавке. Каково же было мое удивление, когда через час, довольно далеко от этой улицы, меня кто-то тронул за плечу. Обернувшись, я узнал продавца того магазинчика, которая улыбаясь и кланяясь, отдала мне оставленную мной мелочь…

Потом я еще много раз убеждался в этой черте японцев. Один раз, через много лет уже, я потерял бумажник и практически попрощался с ним, но его через два дня нашли наши ребята, гуляющие по городу. Он лежал на скамейке, где мы сидели и пили пиво. Ночью был дождь, но кто-то поставил над ним фанерку чтобы его не замочило. Так он и пролежал двое суток нетронутый. Ребята знали что я потерял бумажник, открыли его и убедились что это мой.

Бывшие военнопленные

Уже в самом первом своем рейсе на Японию я столкнулся с японцами, побывавшими у нас в плену. Меня просто поразило то, что все они с таким удовольствием и дружелюбием говорили об этом, что могло показаться, что речь идет о турпоездке… Полностью причину такого отношения бывших военнопленных к нам, русским, я узнал впоследствие, сдружившись (насколько это возможно с японцем) со стивидором (один из ответственных за работу грузчиков) в Иокогаме. Оказалось, что плен был далеко не медом… Они валили лес, строили дома и т.д. и очень голодали, но точно так же голодали и люди в деревнях, которые были вокруг лагерей. Японцы работали практически без конвоя и зачастую их направляли на несколько дней помогать местным жителям - привезти из леса и поколоть дрова, вспахать огород и т.д. В такие дни их кормили, отмывали в банях, лечили русские женщины и многие выжили только благодаря таким вот «командировкам». А кроме того, выучившие во время плена русский язык, совершенно неожиданно для себя, в конце пятидесятых – начале шестидесятых готов они стали очень востребованы! Начались массовые перевозки леса из Союза и появились новые рабочие места, понадобились переводчики, бригадиры, стивидоры и еще много-много других высокооплачиваемых должностей, требующих знание русского языка. Многие практически бедные японцы совершенно неожиданно для себя благодаря нескольким годам плена в России стали высокооплачиваемыми и благополучными…

На стоянке, если ты не в увольнении на берегу, твоя работа продолжается и мы занимались покраской судно. Нужно сказать, что обивка ржавчины и покраска – это бесконечная работа на судах. Морская вода – очень агрессивная среда и металл ржавеет очень быстро. Нужно оббить специальным острым молотком – киркой толстый слой ржавчины, затем стальной щеткой как следует зачистить это место до металла, загрунтовать на два раза антикоррозийным грунтом и только потом красить тоже на два раза. Наши, советские суда всегда отличались тем, что были покрашены и практически без ржавых пятен. Мы всегда смеялись над греческими судами, с которых ржавчина отваливалась пластами – такие они были ржавые.

Вот именно этой работой я и занимался, склонившись над самой верхней палубой на крыше ходового. Солнце пекло неимоверно, но я просто забыл о нем, стуча киркой и думая о чем-то. Я был только в шортах. Вечером я понял опрометчивость такого отношения к японскому солнцу. Тело мое горело, поднялась температура… К моему счастью, у старшего механика нашелся спермацет (вещество, добываемое из кита) и он намазал мою спину им. Ожог был очень сильный и пару ночей я спал, с трудом находя удобную позу.

Астрономическая практика

Практики бывали не только летние. На учебном судне «Меридиан» наш курс пошел на «астрономическую» практику в феврале. Астрономическая она была потому, что основная задача была - тренировки по определению местоположения судна в море по звездам и солнцу с помощью секстана. Это было интереснейшее дело! В сумерки, минут 15 – 20, в течение которых уже видны самые яркие звезды и при этом еще виден горизонт, мы занимались этим. Задача была – измерять секстаном угол между горизонтом и звездой и засекать секундомером точное время. И так 5 – 7 звезд. Потом - полчаса расчетов и место готово.

Сдавали расчеты руководителю практики и через час на доске объявлений вывешивалась мишень, на которой были нанесены точки каждого. В какой круг попал – такая была и оценка за выполнение задачи! Попасть в десятку было ужасно трудно, но иногда получалось и такое. Именно тогда я и «заразился» астрономией. Намного позже, работая на судах, в тропиках, я всегда стремился «набрать звездочек» каждые сумерки, даже когда появились спутниковые навигационные системы. Работая старшим штурманом на пассажирском судне в районе Австралии - островов Океании, заразил этим и остальных штурманов. Как результат - однажды мы обнаружили расхождение английской Адмиралтейской карты с действительностью практически на полмили… При множестве коралловых рифов в тех местах это было очень важно! Наших карт на те места не существовало и я уверен, что их не существуют и сейчас.

Картошка

Как и на любом учебном судне, на «Меридиане» существовал учебный мостик и штурманская рубка. На учебном мостике стоял радар, а в учебной рубке - несколько штурманских столов с картами. На картах курсанты вели прокладку курса, определяя местоположение судна по радару, по звездам, солнцу и беря пеленга на мысы и маяки при плавании вдоль берегов.

Курсанты, однако же, не были бы курсантами, если бы не приспособились к «облегченному» варианту несения ночной вахты. Ночью, когда все кроме вахты уже спали, на учебном мосту оставался один человек и его задача была – вести прокладку на всех картах. Для контроля он имел связь с тем курсантом, который нес вахту дублера штурмана на реальном мостике, сличая свои определения и своевременно получая сигнал об опасности проверки. Остальные же курсанты спускались в столовую и там дремали, пили чай. Некоторые же, как наша смена, делали кое-что еще!

Камбуз на ходу был закрыт и поживиться чем-нибудь было невозможно, но… Всегда есть выход даже из самой безвыходной ситуации для голодного курсанта!

Между курсантской столовой и камбузом существовал небольшой грузовой лифт. По нему подавались кастрюли с готовой пищей. Именно его мы и приспособили. Так как во мне было веса не больше 45 килограмм и ростом я далеко не гигант, а главное – я умел готовить, то все сводилось к тому, что умельцы ловко вскрывали лифт, раздвигали дверцы, втискивали меня в его небольшой короб и нажимали кнопку спуска…

На камбузе дверцы раскрывались сами. Я вылезал и начинал колдовать! Главное было - не оставить никаких следов после себя! Так оно и было, никто ни разу не поймал нас и даже не заподозрил, что на камбузе что-то происходило ночью. Каждый раз все было вымыто, вытерто и лежало на прежних местах. Наша смена каждую вахту на учебном мостике ела жареную картошку, а иногда и не просто, а с чем-нибудь вкусненьким!

Обледенение

Наш «Меридиан» был учебным судном и учились мы не только штурманской науке, но и тому, как происходит перевозка грузов. В том рейсе мы везли груз овса в мешках.

За сутки до подходе к Петропавловску–Камчатскому разыгрался сильный шторм и мы увидели, что такое обледенение судна. Брызги, летящие от разбиваемых корпусом судна волн, летели на мачты, тросы, грузовые стрелы и лебедки, замерзая и покрывая их все большим и большим слоем льда. Это явление крайне опасное для небольших судов, так как вес льда достигает сотен тонн и судно может перевернуться. Так погибло много судов. Обычно экипажи ведут борьбу с этим явлением, обкалывая лед. На таком большом судне как наше это было не так страшно, однако картина была впечатляющая!

В порт мы входили, имея фантастический вид! Все на палубе было покрыто толстым слоем льда, тросы увеличились в диаметре во много раз., свисая с мачт толстенными колбасами… ото всюду свисали сталактиты - громадные сосульки…

Весь следующий день полторы сотни курсантов с утра дот вечера оббивали лед и скидывали его в воду. Только на второй день мы смогли открыть трюма, но оказалось, что выгружать груз некуда.

Снег

Шторм, захвативший нас на подходе, завалил город снегом и склад оказался засыпан так, что невозможно к нему подобраться. Автопогрузчики были в складе. Таким образом, нужно было сначала раскопать склад, выпустить технику и только тогда можно было расчистить на причале площадку и начать работу. Именно этим мы и занялись. Нам выдали лопаты и показали гору снега, за которой и были ворота склада. Я никогда в жизни не видел столько снега.. Мы целый день пробивались к воротам! Естественно, при этом мы и дурачились и ныряли в снег и что только не делали! Иногда эти игры были не совсем безопасные, но все сходило!

Еще большее удивление вызвал вид города, когда нас отпустили в увольнение. Улицы представляли собой узкие коридоры дороги и такие же траншеи глубиной полтора-два метра из снега вместо тротуаров. Город был буквально погребен под снегом. Как выяснилось, такой снег – обычные дела на Камчатке зимой.

(Виктор Федоров. См. Персональный сайт victorf.ru)