5. Сиреники

Еще двое суток мы стояли в Михалкиной протоке, выгружая всевозможные ящики, бочки, тюки, катушки и железяки, пакеты деревянных брусьев и досок. Больше времени уходило на ожидание подхода очередного танковоза – самоходной баржи, чем на саму работу. Все когда-то кончается, закончилась и наша выгрузка здесь. Теперь нам предстояло идти на довыгрузку вверх по Колыме, к Зеленому мысу, в порт поселка Черский.

Это был настоящий порт - с причалами, кранами. Выгружала нас бригада грузчиков и через двое суток мы вышли в обратный путь. Судно легко и весело бежало по реке, навстречу океану. Судя по ледовой карте, обратный переход не должен быть сложным. Лоцман, пользуясь одному ему известными ориентирами, уверенно вел нас по изменчивым речным фарватерам.

Океан встретил нас чистой водой. Высадив лоцмана, дали ход и побежали на восток. По пути мы должны были зайти в Провидение или в Анадырь, чтобы взять какой-то небольшой груз – то ли контейнер, то ли ящики какие-то. Видимо что-то важное, если нас так заворачивали. Скорее всего, его подвезут на плашкоуте и cвоими грузовыми стрелами мы возьмем его на борт. Операция не сложная и всего-то часика два-три потеряем, подумал я.

Небо было голубое, а море - синее, что довольно редко для Арктики. По крайней мере, я редко такое видел. Обычно и небо бело-серое и море серо-зеленое, даже если солнце светит. Мои мысли прервал старпом, вошедший на мостик.

- Как дела, что новенького, молодежь?

- А что новенького может быть, идем себе и идем, - ответил я.

- Это как сказать, - буркнул про себя Чиф и я насторожился. Этот человек, как я уже понял, ничего просто так не ляпнет.

- А что, есть какая-то информация?

- Какая-такая информация, кто тебе сказал? Я ничего не говорил.

- Ну и ладно, нет так нет, - сказал я, но в душе уже было посеяно зерно сомнения.

- Кстати, ты уже давал родным радиограмму, что мы вышли?

- Да нет, думаю после Провидения дать.

- А ты бы не оттягивал, а то после Провидения, глядишь, не получится.

- Это как, почему не получится? – изумился я.

- А кто сказал, что не получится? Я ничего вообще не говорил. Я просто пожелал тебе спокойной вахты, разве не так?

- Так…- в полной растерянности пробормотал я. Мне было ясно, что у Чифа есть какая-то информация и еще я понял, что расспрашивать об этом кого бы то ни было, бесполезно. Подумав, решил воспользоваться рекомендацией. Взял трубку, набираю номер радиорубки

- Ильич, как бы радиограммку домой, родителям стукнуть?

- Сейчас зайду, - ответил начальник рации.

- Привет, а чего это ты вдруг решил сейчас посылать? – спросил он, стоя в проеме двери и глядя мне в глаза.

- А чего тянуть, дам сразу, да и все тут. А что, есть какие-то проблемы с этим? – ринулся я в контратаку.

- Да нет, никаких проблем, с чего это ты решил? - сказал он и, протянув мне бланк радиограммы, тут же вышел. Теперь я уже ни капли не сомневался, что что-то происходит. Это что-то обставляется секретностью и, скорее всего, будет происходить в Провидении. А радисты, они всегда такие – никогда не скажут, что отправляют и что получают. Что же, это их работа – все знать и молчать. Ну, да ладно, время все покажет, решил я и успокоился.

Уже в Беринговом проливе встретили лед. Это были битые, разреженные льды и мы свободно шли, лавируя меж льдинами. Никаких проблем, даже веселее – не так однообразно проходит вахта.

Судя по проложенному капитаном курсу, мы действительно шли в порт Провидения. Странности начались на подходе. Нам оставалось часа три хода до входа в бухту Провидения, когда капитан поднялся на мостик и, позвонив стармеху, приказал срочно выводить машину из ходового режима. Минут через двадцать из машинного отделения доложили, что машина в маневренном режиме.

- Стоп машина.

- Есть стоп, - ответил я и перевел рукоятку машинного телеграфа на «Стоп».

- В журнале запишете «Лежим в дрейфе до получения дальнейших указаний», - сказал капитан и ушел с мостика.

Вот так вот. Ни два, ни полтора – просто легли в дрейф напротив входа в бухту и все. Каких указаний ждем, от кого… До конца моей вахты указаний, видимо, так и не поступило. Я уже спал, когда зазвонил телефон. Это был Ревизор.

- Вставай, Иваныч и на бак собирайся. Можешь кофейку хлебнуть – полчасика у тебя есть. Я позвоню, когда выходить нужно будет.

По вибрации можно было судить, что идем средним ходом, подкрадываемся куда-то. Скорее всего, в бухту Провидения заходим, только не совсем понятно – почему ночью?

- Что, совсем разоспался, что ли? – подначил боцман, сидящий у брашпиля, на комингсе люка в подшкиперскую.

- Ага, поспишь тут, пожалуй! Только что-то сниться стало порядочное - на тебе, на бак…

- Знаю я, что тебе может порядочное сниться! Мне тоже такое снилось и ох, как частенько. Сейчас уже редко.

- Что-то я не пойму, сбавили вроде. Куда идем-то, а?

- Так вроде бы, как я понимаю, ты у нас штурман. Чего же спрашиваешь?

- Ага…все такое таинственное… Ничего никто не знает и все молчат.

- Вот и ты тоже молчи, да смекай себе. Ты на мосту крутишься и много чего видишь да слышишь. На ус мотай каждое слово, прикидывай, что к чему. Так, глядишь – разгадаешь загадки и поймешь все. И опять же, понял – помалкивай. Так здоровее будет! Я много чего на своем веку насмотрелся. И военные грузы и войска возили. Там много таких головоломок было. А лишние вопросы могут к лишним неприятностям привести. Наше дело какое – делай свою работу как следует и все, а кому положено – тот все знает. Придет время – все скажут и все объяснят.

- Так все просто у тебя, Степаныч, получается – делай, что тебе положено и помалкивай в тряпочку. А я же человек, мне хочется знать и понимать все, что происходит и что я делаю. Просто так, как автомату, совсем не хочется работать.

- А кто сказал, что ты как автомат должен работать? Ты должен понимать, что твоя работа – это всегда только часть большой работы. Все мы делаем ее часть. У каждого и вес этой части разный и ответственность разная. Ты думаешь, почему в ведомости на зарплату разные цифирки у нас с тобой? Надеюсь, не думаешь, что я хуже или меньше тебя делаю и умею делать? То-то же! А дело все в том, что на тебе, как на человеке образованном, при должности, ответственность больше. От тебя, когда ты на вахте, ой как много зависит. Тебе судно доверили, да душ живых на нем вон сколько, да у каждого еще и жены, дети… А я за железки отвечаю, за тросы да такелаж. Потому и зарплаты у нас разные. Понял, Иваныч? Ты на меня не обижайся. Это я, уважая тебя, бурчу маленько. Не уважал бы – шишь бы ты от меня эти речи послушал!

- Спасибо, Степаныч! Да я все понимаю, ты не думай, я не обижаюсь.

- Вот и правильно. У меня учиться не было возможности, а вот повидать довелось всякого!

- На баке, оба якоря до воды, приготовить к отдаче, - раздался в динамике голос Второго.

Перед нами были только дикие, крутые обрывы черно - серого гранита… Ни малейших признаков жизни. Минут через десять отработали задним ходом и отдали якорь. С бака нас отпустили в шесть часов. Ложиться спать уже не имело смысла. Поднялся на мост. Там был только второй. Он занимался странным делом – снимал кальку с карты.

- Ты чего это делаешь, - поинтересовался я.

- А посмотри на гриф, - сказал он, не отрываясь от своего занятия. На карте стояло «Секретно, Экз. № …»

- А калька зачем?

- А вот, нанесу сейчас пеленга на мыски, да дистанции и будем место судна проверять по кальке, а карту опять в черный ящик спрячу. Все - как в букваре прописано.

- А Чиф где, почему ты на вахте?

- А он завтра на мотоботе на рыбалку идет.

- Ни фига себе! А куда?

- А вот, посмотри. Здесь – поселок Сиреники, там чукчи живут. А чуть дальше – речушка небольшая. Так вот, туда кета заходит, на нерест идет. Вот ее сеткой и ловят.

- А сеть-то откуда возьмут?

- Это все очень просто, – спокойно объяснял второй, - у боцмана все есть, припрятано на всякий случай, да и ловили мы рыбку здесь в прошлом году! Мы сюда, в Сиреники, снабжение завозили, почти месяц стояли на рейде под самовыгрузкой.

- А кто поедет, не знаешь?

- Знаю одно – нам с тобой вахту править сутки, а то и поболе придется.

- Вот так пара часов… похоже, мы здесь плотно подзастряли.

- Еще как! Думаю, несколько суток простоим.

- Ну, ладно, пойду я.

Утром народ суетился вокруг мотобота. Механики проверяли мотор, носились с инструментами и канистрами. Артельщик носил коробки с продуктами, боцман с матросами принесли керосиновые фонари, брезент, веревки и большой мешок с сетью. Часов в девять мотобот спустили на воду и второй механик со старпомом подошли на нем к опущенному до воды парадному трапу.

В мотобот сошли еще шесть человек с большими сумками и коробками. Боцман скинул им несколько полушубков и пару палаток. Кроме двух матросов и двух мотористов, там были доктор и буфетчица. На одном плече у Чифа висела двустволка, а на другом - рация «Причал», довольно мощная переносная ультракоротковолновая станция.

- Мост - единичке, как меня слышите, прием, - раздалось в судовой радиостанции.

- Единичка, мост на связи, слышу вас на 5 баллов, прием, - ответил я.

- Иваныч, ноль девять тридцать, отошли от борта. Пожелай удачи! На связь будем выходить каждый ровный час.

- Есть, понял вас, записал, 09.30 и связь каждый ровный час. Ни пуха, ни пера вам!

- К черту!

Через полчаса мотобот скрылся за мысом. Еще через пару часов старпом сообщил, что они на месте, выгружаются. Все шло своим чередом. Еще через пару часов Чиф сообщил, что они поставили сеть.

На сеансе связи в девятнадцать часов старпом доложил, что взяли пятнадцать штук и ставят сеть на ночь. В двадцать два часа старпом сообщил, что все хорошо и они ложатся спать.

- Судя по голосу Чифа, уха удалась на славу! – сказал мне второй, сдавая вахту в полночь.

Утром, в семь часов, старпом вышел на связь.

- «Иркутск», я единичка. Все в порядке. Начали выбирать сеть. Рыбы тьма, как выберем - сразу домой. Ой, б… держись…

На этом связь прервалась. Все мои попытки вызвать старпома были безуспешны. Звоню капитану. Белый как мел, он влетел на мост.

- Доложите все, как было. Дословно.

- Это все? - спросил он, когда я рассказал о последнем сеансе связи.

- Да.

- Второго на мостик, сами с боцманом – на бак, - без единой эмоции в голосе, резко командует капитан и, сняв трубку, набирает номер.

- Дед, быстро в машину. Экстренная съемка. Похоже, беда с командой на боте.

Второй влетел на мостик, надевая на ходу телогрейку поверх расстегнутой рубашки. На ходу шепнув второму о происшедшем, лечу на бак, догнав на палубе семенящего боцмана.

- Что там случилось, Иваныч, чего переполох такой, как в курятнике? – спросил боцман.

- Ах, ты ж, Господи, - бормочет, крутя маховик якорного тормоза Степаныч, переживая мой краткий рассказ, - только бы не побило никого.

- Вира канат, - раздается в динамике. Мерно гудит лебедка брашпиля, шумит вода в клюзе. Отбиваю рындой количество оставшихся смычек - отрезков якорной цепи по 25 метров.

- Якорь встал, - докладываю на мост, видя, как канат натянулся вертикально вниз. Вскоре показался якорь.

- Якорь чист, - сообщаю капитану и тут же слышу с моста звук телеграфа. Корпус сильно задрожал и судно начало быстро разворачиваться. Вскоре мы уже бежали туда, куда ушел мотобот.

- На баке, остаться и вести тщательное наблюдение за поверхностью воды. Боцману, послать на мост двух матросов, резко прозвучал голос капитана в динамике. Боцман поднял руку, давая понять, что услыхал и пошел на палубу, в район подшкиперской. Вскоре оттуда в сторону мостика пошли плотник и артельщик.

- А кого я еще пошлю? Двое на боте, двое с вахты … - ворчал боцман.

- А может быть, они просто рацию уронили в воду? – вслух подумал я.

- Не думаю. Если судить по тому, что ты рассказал, то там что-то не то. Вишь, как капитан всполошился – на его совести все, ежели чего…

- Это почему же на его совести? Чиф что, малое дите?

- Да дело в том, что пароходство давно уже запретило на рыбалки, да на охоты на мотоботах ходить… Много народа почем зря сгибло на таких гулянках.

- А почему, что случалось?

- Да кто ж его знает… Всякое бывало. То находили потом только бот перевернутый, то перестреляли друг друга по пьянке, а то и местные баловались…

- Чукчи, что ли?

- А кто же их знает, чукчи или беглые какие… Много их тут всяких. Уследишь разве в снегах да льдах этих.

- На баке, внимательно смотреть вперед! – раздался в динамике голос капитана.

- Есть смотреть внимательно, - ответил я и мы с боцманом замолчали, напряженно вглядываясь в серый размытый горизонт, пытаясь увидеть там, на воде, хоть что-нибудь. Внизу шумела вода, рассекаемая тяжелым литым форштевнем, но это был не тот, привычный веселый плеск. Что-то тревожное, тяжелое было в этом шуме. Мне пришла в голову когда-то прочитанная мысль о том, что океан – это живое существо. Он все видит, помнит и чувствует… Наверное, он сейчас переживает вместе с нами. А может быть, он все уже знает, только не может нам сказать об этом?

Через какое-то время с моста донесся звук машинного телеграфа. Судно стало замедлять свой бег.

- У левого якоря стоять.

Судно сильно задрожало – машина заработала на задний ход. Смотрю за борт. Светлое пятно возмущенной винтом воды дошло до середины корпуса. Зазвенел машинный телеграф. Сейчас будет команда.

- Отдать левый, травить до четырех смычек в воду, - тут же раздалось в динамике. Боцман крутит маховик стопора и тяжелая цепь с грохотом, поднимая облачко бурой пыли ржавчины и сухих остатков ила, летит в клюз, увлекаемая тяжелым якорем. Помаленьку, то отпуская, то зажимая стопор, боцман потравливает цепь. Я слежу за соединительными скобами между смычками и отбиваю рындой, сколько вышло. Вскоре выходит четвертая.

- Зажать канат. Минут через десять сильно натянувшийся канат ослаб.

- Вышли на канат, стопора зажаты, - докладываю на мост.

- На баке - свободны, третьему и боцману подняться на мостик, - звучит в ответ. На мостике было людно – капитан, помполит, стармех, электромеханик, второй и мы с боцманом.

- Товарищи, учитывая ситуацию, считаю нужным направить в речку мотобот. Дедушка, кто пойдет на боте? Сам останешься.

- Тогда пойдет третий механик.

- Хорошо. Пойдут второй помощник и третий механик. Возьмете с собой аптечки, кончиков разных, одеяла. У артельщика получите пару бутылок водки. Боцман, останетесь на судне, пошлите плотника. И, дедушка, дайте еще кого-нибудь из мотористов. Алексей Иванович, выдайте второму сигнальные ракеты и рацию. Связь через каждые пятнадцать минут.

Через полчаса мотобот отошел от борта и побежал в сторону небольшой долинки, где и была эта речка. Все затихли в ожидании.

- Мост, я двойка. Вхожу в речку.

- Есть, понял.

- Мост, я двойка, прием, - вновь раздается минут через пять-семь голос Второго.

- Слушаю, - опередил меня капитан, взяв трубку радиостанции.

- Вижу палатку, разбросанные вещи. Людей не видно. Бота тоже.

- К берегу не подходите, внимательно осмотритесь и попробуйте покричать, - помолчав, сказал капитан.

- Кричим. Никого нет. Прошу разрешение подойти к … - тут связь неожиданно обрывается.

- Двойка, что случилось? Отвечайте немедленно! - с трудом сдерживаясь, ровным голосом повторяет раз за разом капитан.

- Двойка, я капитан. Немедленно возвращайтесь! – явно теряя спокойствие, говорит капитан в трубку.

- Я двойка, нас обстреливают, идем обратно, - неожиданно прорвался взволнованный голос Второго, заглушаемый грохотом двигателя. Скорее всего, он был на дне мотобота, рядом с двигателем.

- Вас понял, ждем. Все живы?

- Да, все живы. Вышли из-под обстрела, идем домой.

- Радиста на мост, - резко приказывает, повернувшись ко мне, капитан.

- Вижу двойку, выходит из речки, - докладываю я, увидев показавшийся из-за камней белый нос мотобота.

Весь экипаж был у борта. Все молча глядели на подходящий мотобот. Метров за сто были уже видны следы от пуль на борту бота. За рулем был Второй. Телогрейка на его плече была разорвана и оттуда торчали красные от крови клочья ваты. Второй механик сидел на дне. Плотник подал конец боцману и он, привязав его к трапу, спрыгнул в бот. На трап спустились артельщик и электромеханик. Вместе они помогли подняться на борт бледному как смерть второму механику и Ревизору.

- Боцман, мотобот на борт и сам - на бак, сразу вира канат,- громко сказал боцману капитан, наблюдающий сверху за происходящим.

- Стармеха в машину, - резко сказал капитан, обращаясь ко мне, - снимайтесь с якоря, Алексей Иванович и следуйте к Сиреникам. За милю до отдачи якоря сообщите. Я – в лазарете.

- Есть, - ответил я.

- И еще, радисту – организовать связь с Сирениками, сообщить о случившемся. Пусть сообщат пограничникам, - добавил капитан.

На левом борту загудела лебедка – это поднимался на шлюпбалки мотобот. Через пару минут на мост забежал боцман.

- Где Мастер?

- В лазарете. Степаныч, на бак и сразу вира канат - снимаемся с якоря.

- Ты будешь сниматься, Иваныч?

- Да.

- Ну, удачи тебе, сынок!

- К черту! Степаныч, пришли артельного на руль.

Выбрав якорь, дали ход. Проложил курс. Когда осталась миля, позвонил капитану.

- Миля до точки. Дал стоп.

- Таак… Понял. Мы тут еще работаем с первым помощником, становитесь сами, - ответил капитан.

- Есть. Понял, - ответил я, ощутив, как сильно забилось сердце от неожиданности. Впервые сняться с якоря – одно, а вот встать самому впервые – это совсем другое…

- Ни фига себе, компот, - сказал я себе под нос.

- Не понял команды, - раздалось от руля.

- Отставить, не было команды. Так держать.

- На баке, у левого якоря стоять, - сказал я в микрофон и поставил телеграф на «средний назад».

- Отдать левый якорь, глубина тридцать метров, травить до четырех в воду, - как учили, даю команду. Боцман поднимает правую руку и с бака раздается грохот.

Через полчаса на мост поднимаются капитан и помполит. В руке у капитана заполненный колонками цифр бланк радиограммы.

- Начальника рации на мост.

Передав криптограмму радисту, он склонился над картой, разглядывая нанесенное мной наше место. Померял измерителем дистанции до мысов и, подняв голову, серьезно посмотрел мне в глаза.

- Неплохо для первого раза, Алексей Иванович.

- Спасибо, как там ребята? – спросил я.

- Второй ничего, рана не очень серьезная, кость не задета. Обработал, перебинтовал, укол сделал – все нормально должно быть. Вот с механиком похуже. Похоже на серьезное сотрясение, сильно ударился головой.

- К нам моторка из поселка идет, - раздался с крыла голос артельщика.

- Встречайте и ведите ко мне.

В моторке были трое. Двое офицеров-пограничников с автоматами поднялись по трапу и я провел их к капитану, где уже были помполит, стармех и второй помощник. Совещались они примерно с полчаса. Затем военные сошли с борта и унеслись к поселку. Второй поднялся на мост.

- Ну и как ты, как себя чувствуешь? - тут же подступился я к нему.

- Да ничего, жив, слабо улыбаясь, ответил он.

- Что погранцы говорят?

- Километрах в ста отсюда зэки сбежали. Двух охранников положили и оружие забрали. Похоже, они это.

- А где же люди? Да и бота ведь нет.

- То-то и оно! Ищут. И погранотряд поднят и солдаты ищут. А сейчас еще и охотники местные выйдут на поиск. От этих никто не укроется здесь. Главное - сейчас никто не знает, на боте они ушли или в горах здесь где-то… Скоро и вертолеты прилетят…Нам сказали, чтобы никого не подпускали к борту и если что – гудеть. Помощь сразу придет. Ну, да ладно, пойду полежу немножко, а потом сменю тебя.

- Ты лежи, а я ничего, постою сколько нужно. Только артельного сгоняю за кофейком и все. Так что, не дергайся - зализывай рану!

Через час в Сиреники сел вертолет. Минут через пятнадцать он взлетел и пошел в сторону речки. День прошел в тревоге за товарищей. Все ходили молчаливые, без обычных улыбок и смеха в курилках. Вечером капитан сменил меня, чтобы я мог вздремнуть немного и снова заступить. Я поужинал и упал на диване. Уснуть удалось с трудом. В полночь в дверь постучал матрос и сказал, что у меня есть минут двадцать. Я нырнул в душ и, свежий и отдохнувший, поднялся на мост.

- Готов? Как самочувствие?

- Все отлично, готов.

- В таком случае, желаю спокойной вахты. Если что – немедленно звоните. Внимательно за обстановкой следите.

В обычной обстановке нести рейдовую вахту всю ночь тяжеловато… Временами накатывает такое желание уснуть, что просто сил нет бороться с ним. В такие моменты можно уснуть в любом положении и даже стоя. Сознание перестает сосуществовать с твоим телом. Оно, совершенно предательски, независимо от твоей воли, отключается и тело продолжает действовать само, без управления. Курсантом, неся как-то вахту дневального по роте, я таким образом сшиб тумбочку с телефоном. Шагая взад и вперед, я потерял на какое-то мгновение контроль над своим сознанием и «наехал» на тумбочку. Грохота от ее падения хватило на то, чтобы спать не хотелось часа два.

Еще в училище я научился маленьким хитростям. Зимой это – кусочек льда или снега за шиворот. Летом – руки под кран и помыть в холодной воде до локтя – на часик сон отбивает. Хороший способ – намочить рукав водой. А еще один фокус – жевательная резинка. Пара пластиков и, жуя этот большой ком, каким-то странным образом перестаешь хотеть спать!

В эту ночь все было иначе. Серьезность происходящего и тревожное ощущение того, что в любую минуту может произойти что-нибудь еще, напрочь отогнало сон. Кофе со сгущенкой, принесенные артельным, были совершенно не при чем. И бесед, столь обычных между штурманом и матросом на однообразной ночной вахте, тоже не было в эту ночь.

В шесть утра прилетел вертолет. Зависнув над палубой в районе третьего трюма, он сбросил на палубу вымпел – цилиндрический металлический пенал с длинной красной лентой и улетел. Артельный, по моей команде, побежал за ним вниз. Я позвонил капитану.

Когда артельщик поднялся на мост, капитан принял у него вымпел. Отвинтив крышку, достал лист бумаги и долго читал. На мосту уже были Второй и начальник рации.

- Нашли наших. Старпома среди них нет. Двое серьезно ранены, буфетчица - легко. Всех повезли в Провидения, в больницу, - сказал капитан.

- А беглых-то что, поймали? – поинтересовался радист.

- Об этом здесь ничего нет, - ответил капитан, - сделайте связь с начальником пароходства.

- Понял. Будет готово – позвоню.

Через час капитан вышел из радиорубки и сказал, чтобы я предупредил второго, чтобы он после завтрака сразу поднялся на мост и снимался на бухту Провидения, а я уже сейчас могу идти завтракать и затем – сразу на бак.

- А я с первым помощником поработаю в каюте, - добавил он и мне не нужно было объяснять, что они опять будут готовить криптограмму.

Через час мы уже шли в сторону Провидения. Второй, с перевязанной левой рукой, время от времени морщился. Видимо, рана давала знать себя. Когда мы уже подходили ко входу в бухту Провидения, капитан поднялся на мостик и долго что-то писал в судовом журнале.

И опять, в который уже раз за последние сутки, мы с боцманом были на баке. Судно вощло в бухту и встало на рейде порта Провидения. Поднявшись в каюту, я собрался было сходить в душ, когда зазвонил телефон. Звонил капитан.

- Алексей Иванович, зайдите ко мне.

- Присаживайтесь, - сказал он, указывая на кресло у своего стола, - я пригласил Вас для серьезного разговора.

Я сел, молча ожидая, что он скажет. Думать, предполагать что-то не хотелось. Скорее всего, я просто устал с ночи, а может быть потому, что ситуация была такая, что вряд ли что-то можно было предугадать.

- Итак, ситуация трудная. Старпома на судне нет. Второй ранен, но думаю, что скоро он будет полностью в строю. Вопрос состоит в том, готовы ли Вы взять на себя выполнение обязанностей второго помощника? Я понимаю, что всего месяц как из училища, опыта практически никакого, но я все это время присматриваюсь и мне нравится Ваша хватка. Не скрою, начальник пароходства оставил это решение за мной, на моей ответственности. Вот я и спрашиваю, готовы ли Вы к этой должности? Ответ мне нужен немедленно, потому что в случае отказа я буду решать вопрос о снятии помощника с любого из судов, идущих в Арктику. Времени на раздумья нет. И еще, мне не нужны Ваши громкие слова. Мне нужна уверенность в том, что Вы справитесь.

- Я готов, - совершенно не задумываясь, ответил я, тут же поразившись своей то ли храбрости, то ли наглости.

- Спасибо. Вы свободны, Алексей Иванович. Вся остальная информация у Николая Петровича. Он исполняет обязанности старшего помощника.

Второй был на мосту. Посмотрел на меня и, не дожидаясь моих слов, похлопал здоровой рукой по плечу.

- Ничего, Леха, не боись! Не Боги горшки обжигают. Справимся!

- Угу…

- Все, дуй спать! Сам подниму, когда что-то прояснится.

Бедный мой диван! Неужели не суждено ему видеть меня всегда важным, счастливым, веселым и довольным, каким я и представлял себя в курсантские годы, мечтая о будущей работе. Не представлял я себя в тех мечтах таким вот небритым, выжатым и измочаленным, подумалось мне. Вздохнув, испытанным уже способом, натянув телогрейку на голову, бухнулся на диван, на лету проваливаясь в тяжелый, тягучий сон.

(Виктор Федоров. См. Персональный сайт victorf.ru)


Не боги горшки обжигают