24. На что я лечу?!
Неделя текла вяло, даже как-то в полудреме. Спокойная стояночная вахта, много свободного времени – это давало простор для действий, но действовать не хотелось. Валялся на диване в каюте и одну за другой читал книги из судовой библиотеки. Вечером ехал домой, к родителям. Ужин, телевизор и все…
И вот, наступила пятница. Внутренне я был уже готов к прощанию. Более того, я уже не чувствовал тяжелого, гнетущего груза на душе. Все притупилось. Я объяснял все это себе тем, что, вероятно, она все же права – это я сам накрутил себе ощущение любви, напридумывал, а ее - то и не было вовсе…
В шесть часов вечера я вышел из электрички. До отхода поезда целый час. С перрона электрички посмотрел на перрон дальнего следования. Он был пуст. Когда я поднялся на виадук, внизу, с вялым перестуком колес, к пассажирскому перрону медленно подкатывал состав пассажирских вагонов. Это был ее поезд.
Пошел по виадуку, на привокзальную площадь, ко входу в вокзал. Красивое все-таки здание! Внутри, на огромном куполе - дурацкая картина с кучей пионеров с идиотски - целеустремленными лицами, комбайнами и воинами со знаменами… Интересно, подумал я, а что было вместо этой картины сначала, с рождения здания?
Прошел через весь зал мимо людей с сумками и чемоданами, сидящих на огромных дубовых скамьях, какие бывают только в вокзалах. Спустился по широкой мраморной лестнице ниже, к ресторану.
У ресторанной двери с матовым стеклом стояли они - Нина Андреевна, Чиф и Аленушка.
- А вот и Алеша, - сказала Нина Андреевна, широко улыбаясь.
- Привет всем, - сказал я.
- Здравствуй, Алеша – сказала Аленушка, глядя мне в глаза. Она была бледна и вообще, выглядела не лучшим образом.
- Иваныч, зайдем? - спросил Чиф, - грех на посошок не выпить!
- Конечно же, зайдем.
Опять «Гудок»… Все то же, только сакса на сценке не было. И опять мне плохо в этом зале. Интересно, подумалось, а если я сюда приду с радостью, она сохранится или убьется здесь же воспоминаниями?
- Ну что, ребята, поднимем? - старпом разлил из стеклянного графинчика по рюмкам.
- Танюша, хорошая моя девочка, - начала Нина Андреевна, - я очень не хочу, чтобы ты уезжала. Никто из сидящих за этим столом не хочет этого. А может…
- Нина Андреевна… - Аленушка умоляюще взглянула на нее, - я же просила…
- Хорошо, не буду, - ответила Нина Андреевна, - тогда я просто пожелаю тебе обрести свое счастье. Каким ты его себе представляешь, я не знаю, но пусть оно именно таким и будет.
Коньяк обжег гортань и теплом разлился по телу. Не по такому бы случаю его пить, почему-то подумалось мне… Потом пили за здоровье. Третий тост был за тех, кто в море и в пути…
- А кстати, куда едешь-то? - как бы невзначай спросил Чиф.
- Ой, далеко, Владимир Иванович! Туда, куда ни самолеты, ни поезда не добираются! Есть у меня такой заветный уголок. Я с детства о нем знаю, туда и поеду.
- Но адрес-то там все равно есть!
- И адреса там нет. До ближайшего адреса пара сотен верст…
- И что там будешь делать?
- А помогать людям, которые там живут. Я же медсестра все - таки.
- Друзья, а не пора ли нам? До отправления всего пятнадцать минут осталось! – всплеснула руками Нина Андреевна, возвращая нас к нашей реальности.
Занесли чемодан и сумку в вагон. Вышли на перрон. Молча стоим и смотрим друг другу в глаза. Какие слова нужно говорить в такую минуту? Никто не знает, наверное. Я - точно не знал. Ее глаза полны слез. Мои – не знаю… Смотрю и думаю… Люблю я ее? Не знаю. Хочу ли я, чтобы она осталась? Да, хочу… А смогу ли без нее? Не знаю…
- Быстренько прощаемся, товарищи, и заходим в вагон! Через пять минут отправление! – громким, неожиданно низким и густым голосом произнесла улыбающаяся проводница в форменном пальто и берете с кокардой.
Навстречу друг другу мы шагнули одновременно. Аленушкины горячие губы тут же стали солеными от брызнувших из ее глаз слез…
- Аленушка, милая, ну подумай хорошенько, пока еще не поздно, - прошептал я в ее маленькое ушко, покрытое завитками, - что же ты делаешь!
- Алешенька, славный мой, прости меня за все! Не поминай лихом! Ты – это самое лучшее, что было в моей жизни и не вини себя ни в чем. Все, прощай! - она быстро покрыла мое лицо мелкими поцелуями и оттолкнула от себя.
- Ниночка Андреевна, родная! Я всегда буду думать о вас, как о маме. Не ругайте меня сильно и вспоминайте хоть иногда! Мне от этого будет легче – я обязательно почувствую, когда вы обо мне подумаете! Прощайте, милая моя!
- Владимир Иванович, дорогой! Берегите ее, она такая…
Тепловоз дал гудок, и состав дернулся, сильно лязгнув своими сочленениями.
- Все, все! Заходим, заходим! – басила проводница.
Аленушка с моей помощью поднялась по стальным ступенькам и, встав за спиной проводницы, выглядывала оттуда. По лицу ее текли слезы. Поезд набирал ход. Молча, мы шли рядом. Перрон оказался очень коротким… Вскоре хвост поезда скрылся и стало совсем пусто. Стоять на перроне больше не было никакого смысла, а что делать дальше, я не знал…
- Вот и все, Алешенька, - сказала вдруг Нина Андреевна.
Я хотел было ответить, рассказать ей, что я ничего не смог сделать, что я хотел, чтобы она осталась, но горло перехватило спазмом. Махнув рукой, я повернулся и пошел прочь, чувствуя спиной их взгляды…
Холодный, сырой ветер гнал по улице сухие листья, бумажки. Народ уже не толпился на автобусных и трамвайных остановках. Спешащих с работы «по магазинам и домой» людей сменила совсем другая публика. Народ гулял, шел в кино, в театры, в кафе. В их походке уже не было напряженно-поисковых, торопливых дневных нот.
Тихая, спокойная, уютная и сытая жизнь. Что еще нужно человеку, зализывающему раны, полученные в тяжких боях на полях сражений в войне по имени жизнь…
Долго ноет душа, в которой живет обида, однако и эта боль рано или поздно притупляется, превращается в нечто бесформенное, темное и пульсирующее. Постепенно, по капле пульсация проходит и остается на душе и в памяти рубец, которого не хочется касаться. Однако же, как это обычно и бывает с царапинами и ушибами – именно ими и цепляешься за все углы. Везде – на улице, в кино, в кафе и вообще, везде я натыкался глазами на красивых девушек, женщин, но это не приносило радости. Это тревожило, бередило рану в душе.
Незаметно подкрался Новый Год. Самый лучший праздник, любимый с детства. Запах елки, мандарины – эти обязательные атрибуты этого праздника были, наверное, во всех домах. И на нашем судне разносился крепкий, насыщенный запах цитрусовых – на склад завезли огромное количество этих фруктов, да и вообще, всякой всячины. Матросы два дня принимали снабжение с грузовиков и с самоходных барж. Означало это одно – новогодние выходные кому-то обещали стать большой работой, и я даже догадывался, кому.
«Первая ласточка» прилетела двадцать восьмого декабря, как раз на мою вахту. С утра началась суета. Официантки в зале ресторана нарядили елку. С пассажирского камбуза стали доноситься сногсшибательные запахи. Номернушки украсили пассажирские коридоры серпантином, мишурой, елочными веточками. К восемнадцати все было на «товсь». В свеженьких, отглаженных формах номернушки выглядели празднично, нарядно. Они сидели в администраторской и ждали команды. Ровно в восемнадцать раздался длинный звонок вахтенного матроса у трапа. Это был условный сигнал – приехали.
К корме подъехали три больших автобуса и из них стали выходить люди. Это были работники управления нашего пароходства. Многих я знал если не по имени, то в лицо – точно.
- Привет, Алексей свет Иванович! – широко улыбаясь, поднимался по трапу Геннадий Иванович, - вот сегодня-то я точно стопку с тобой пропущу!
- Так на вахте же я, пить не могу! – смеясь, возразил я.
- Так я и не собираюсь тебя заставлять пить! С тобой – это в компании с тобой. Будешь смотреть на меня и облизываться! Ладно, попозже я тебя найду!
- Договорились! Я никуда не уйду, - со смехом ответил я.
Все шло нормально, спокойно. Из зала доносились музыка, смех, аплодисменты. Все шло своим чередом. Сделав обход, я вернулся в свою каюту и поставил чайник, чтобы заварить хорошего чайку, так как покой на предстоящую ночь не предвиделся. В коридоре послышались шаги.
- Тук-тук, здесь гостей не ждут? – раздалось в двери. Конечно же, это был Геннадий Иванович.
- Заходите, гостем будете!
- А если я не один?
- И в этом случае тоже заходите и тогда уже гостями будете, - засмеялся я.
- Заходи, Настюха, нас приглашают! – сказал Инспектор и вытянул из-за угла молодую, хрупкую девушку.
- Здравствуйте, - пролепетела она, покраснев от смущения.
- Добрый вечер, проходите, присаживайтесь. Сейчас чай или кофеек будем пить, чайник уже закипает.
- Э, нет! Так все просто, что ли? Кофеек и все, да?!
- Да нет, нет, я все помню, - засмеялся я и достал из шкафчика бутылочку армянского и пару рюмок.
- Вот это порядок, а то ишь, кофе вздумал поить… Улавливай, Настена, кадровая работа – она во всем важна!
- Да уж, - рассмеялась девушка, - теперь вижу.
Я налил им в рюмки янтарный напиток, а себе в фужер – минеральной воды.
- А вы совсем не пьете?
- Ну почему же, иногда пью, если не на вахте, - ответил я, выставив руку с сине-белой повязкой «рцы» на ней.
- Все поняла.
- Итак, за хозяина этой великолепной каюты, - сказал Геннадий Иванович и поднял рюмку. Мы с Настей тоже подняли свои.
- Вот так вахта и проходит, - в открытой двери стоял капитан.
- Все нормально, Юрий Антонович, - ответил за меня Геннадий Иванович, подавая капитану руку, - вахта, она и есть вахта, и вахтенному – только вода!
- Да я и не сомневаюсь в ответственности Алексея Ивановича.
- А то я вам плохого подсунул бы, - со смехом буркнул Инспектор.
- Алексей Иванович, я буду в Люксе. Если что – звоните. И повнимательней, стадия «С» приближается.
- Хорошо, Юрий Антонович, все будет хорошо.
- И что это за стадия «С», позвольте спросить, а? – поинтересовался Геннадий Иванович, когда капитан ушел.
- А я, кажется, догадываюсь! – сказала, улыбаясь, Настя.
- Думаешь, я не догадываюсь, да? Догадываюсь! Это когда мы все там уже хорошенькими будем, и нас нужно будет отгружать в автобусы! Так, Алеха?
- Почти, - смеясь ответил я, - только отгрузка - это уже стадия «Д».
- Вот как? А что же тогда такое «С»?
- А это та стадия банкета, когда некоторым участникам становится очень одиноко, они прозревают и начинают видеть номерных и официанток, которых до этого совсем не замечали, - выпаливаю я, - и, естественно, выходят на поиски.
- Что ж, вполне резонно, - мечтательно произнес Геннадий Иванович, - да и мысль, в общем – то, здравая… Идея стоит того, чтобы за нее выпить пару капель!
Мы расхохотались и я снова налил в рюмки.
- А мне ужасно интересно, как вы реагируете на это? – лукаво спросила Настя, - приставляете к девушками охрану?
- А осторожно реагируем, - ответил я в том же тоне, - вы почти что угадали! Мы выставляем больше пожарных матросов на обходы коридоров, чтобы в нужный момент кто-то оказался рядом с девушкой и пришел ей на помощь, если понадобится!
- А пожарные матросы – это кто? С берега пожарные?
- Да нет, это наши матросы, которые несут такую вахту, которая называется пожарной – делают обходы и следят за тем, чтобы пассажиры не спалили наш пароход не затушенными окурками или еще чем-нибудь таким же опасным.
- Ой…, Алексей Иванович, у вас тут… далеко?
- В спальне, направо дверь, - догадался я.
- Хорошая девчонка, - сказал непривычно молчащий Геннадий Иванович, - недавно к нам в кадры работать пришла. Какой-то молодец быстро охмурил, да и смылся. Перехватчиков у нас много…
- Не первая она, да и не последняя, думаю…
- Это так, расслабилась и все – теперь вот бегает от запахов…
- Беременная, что ли?
- Ага. И из дома ушла – с родителями поругалась. Те требуют аборта, а она - ни в какую.
В спальне стукнула дверь душевой. Мы замолчали.
- Алексей Иванович, можно я здесь посижу пять минут, - раздался из спальни ее слабый голос.
- Ну, конечно же, можно! Думаю, что вам лучше прилечь. Я сегодня там спать не буду. Если вообще придется сегодня это делать, - добавил я и, налив стакан минералки, занес его и поставил на тумбочку у кровати. Она лежала, свернувшись калачиком и положив ладони под щеку.
- Ладно, Алеша, пойду я. Народ гуляет, а я что, рыжий?
- Да и я пойду. Нужно обход сделать.
- Пускай поспит Настена. Потом я ее заберу, да отвезу в «Бич-Холл».
- Так она там живет, в этом клоповнике?!
- Ну да, там ее пристроили, в трехместный номер.
- Геннадий Иванович, пусть уж спит здесь, а утром встанет и сама спокойно доберется, куда ей нужно будет.
- Хорошо, Алеша. Согласен. Пусть спит. А вообще, я тебе скажу, замечательная девчонка! Дурак тот, кто ее так вот кинул – судьбу свою выбросил.
Все было спокойно. Народ из ресторана находился уже в «свободном состоянии», когда каждый занимается тем, что ему интересно. Кто-то пьет, кто-то танцует, кто-то курит, да анекдоты травит на открытой веранде. На палубе кают первого класса я услыхал какой-то крик. Быстро пошел туда. В пантри (подсобка номерных) стояла, всхлипывая, номернушка в разодранной кофточке, а рядом с ней - пожарный матрос. Напротив матроса – довольно здоровый мужчина.
В тот самый момент, когда я входил, он попытался ударить матроса, но получил мгновенный, точный удар в челюсть и отлетел на тележку со стопками постельного белья.
- Ах ты…, да я вас, б… всех тут, - он снова ринулся на матроса и снова получил встречный удар.
- Прекратите немедленно! – крикнул я им обоим.
- Вот, штурман, зафиксируйте - член вашего экипажа избил меня на ваших глазах. Завтра я доложу об этом начальнику пароходства. Посмотрим тогда, как вы будете радоваться жизни и каково это – бить работника управления, начальника отдела!
- Сергей, в чем дело? – спросил я, но вместо него ответила плачущая номернушка.
- Алексей Иванович, это не он, это этот человек виноват во всем! Я считала здесь белье девочкам на завтра, а он налетел на меня сзади и стал… Если бы не Сережа…
- Да врет она все, что вы ее слушаете, эту б… такую…
Он не успел договорить, как снова оказался в углу от мощного удара.
- Вот! Вот! Вы видели теперь все сами! Нужно вызывать милицию!
- Я все понял. Значит так, сейчас я действительно вызову милицию, но не потому, что вас избивают, а потому, что вы пытались изнасиловать девушку, но вас остановили. Начальнику пароходства вы завтра ничего не доложите, потому что я ему обо всем доложу сегодня. Пусть он узнает о том, как ведут себя работники управления и начальники отделов. Кстати, он сейчас на нашем судне. С этими словами я сделал вид, что собираюсь уходить.
- Стой, стой, штурман! Не горячись. Давай поговорим.
- О чем?
- Ну, я это… вы уж извините меня, перебрал лишка…
- А мне – то за что вас извинять? Вы девушку обидели, ее и просите.
Он униженно, время от времени зло сверкая на нас глазами, стал просить прощение у номерной. Она кивнула, вытирая глаза платочком.
- Все, штурман, я пошел!
- Нет, это еще не все, - сказал я, - вы сейчас же, немедленно покинете борт нашего судна. И еще, я хочу, чтобы вы это знали. Эти люди сейчас напишут мне объяснительные, в которых опишут все случившееся, а я напишу рапорт на имя капитана, с которым он сможет потом обратиться и к начальнику пароходства, и в милицию. Так вот, вам дается шанс. Если хоть одна душа в мире узнает о том, что здесь сейчас произошло, все эти бумаги пойдут в дело. Вы поняли?
- Все, я все понял. Ухожу. Только мне бы пальто свое…
- Сергей, помоги найти пальто и проводи товарища до трапа.
- Уж провожу, Алексей Иванович, не заблудится.
- Только без глупостей, проводи и все, - сказал я, улыбаясь ему.
- Нет, что вы! Пушинку сдуну, если сядет!
- Ага, видел я, как ты пушинки сдувать умеешь!
Возбужденный происшедшим, я вернулся в свою каюту. Заглянул в спальню – она спала все так же, свернувшись калачиком. Включил чайник. Я никогда не обращал на это внимания, но сейчас мне показалось, что он слишком громко шумит. Намешал себе растворимого кофе, открыл иллюминатор и сел на диване, вытянув перед собой ноги и скинув башмаки. Струя свежего морозного воздуха была очень кстати. Хорошо как! Кофе приятно обжигал и волнение недавней сцены уже ослабевало помаленьку.
- А мне можно кофе чуточку?
В проеме двери в спальню стояла Настя.
- Запросто! – ответил я и стал ногой искать сброшенный башмак.
- Не надо, сидите и отдыхайте, я сама найду, - с этими словами она подошла к шкафчику, из которого я доставал рюмки.
- Здесь?
- Да, - ответил я.
Она взяла чашку, насыпала в нее кофе, сахар и налила кипяток. Я молча наблюдал за ее движениями. Они были какие-то спокойные, домашние. Странно, подумал я, люди делают одни и те же движения совсем по-разному. Казалось бы, что в этом такого - взять, открыть, насыпать, подойти, налить? Ан, нет – все как-то иначе, по своему. А спроси, чем отличается – ведь не скажешь!
Настя села напротив и, по-детски обхватив чашку двумя руками, уткнулась в нее.
- Полегче стало? – спросил я.
- Ага. Надолго ли только, - грустно улыбнулась она.
- Ты местная или приехала откуда-то?
- Нет, не совсем местная, из Находки я.
- Это – местная, значит! А здесь как оказалась?
- Да вот, романтики захотелось… Получила романтику.
- Мне Геннадий Иваныч рассказал в двух словах.
- Вот ведь… оно ему надо было?!
- Не сердись, он же не со зла, он хороший человек.
Не знаю почему, что такое со мной произошло, но я вдруг стал рассказывать ей, совершенно незнакомой, беременной девушке, мою историю с Аленушкой… Подобрав под себя ноги, она сидела, не шелохнувшись и слушала, слушала, слушала…
- И поезд ушел… - закончил я свой рассказ, одновременно ужаснувшись тому, что я сделал! Зачем, зачем я все это ей рассказал? У нее своя проблема такая, что мне и не снилась, а я…
- Спасибо тебе, Алеша, что рассказал все это, поделился со мной. Я как будто сама с тобой все пережила. Мне так ее жалко… и тебя тоже. А мне нечего особо-то и рассказывать… Обычная история, случившаяся с обычной девчонкой.
Ее прервал телефонный звонок. Матрос доложил, что подошли автобусы. Я взглянул на часы. Было около двух часов ночи.
- Извини, Настенька, я пойду к трапу – там автобусы пришли.
- Значит, мне тоже пора.
- Нет, останься. Чего ты среди ночи пойдешь в «Бич-Холл», в этот гадючник? Оставайся здесь, а утром и пойдешь.
- Неудобно…
- Глупости! Ты в чем приехала?
- В куртке. Геннадий Иванович ее куда-то положил.
- Сиди здесь и никуда не уходи. Я найду и его, и твою куртку.
Геннадий Иванович нашелся быстро. Он как раз одевался. На то, что я оставляю Настю на судне, он отреагировал своеобразно.
- Вот так вот, господа присяжные заседатели!
- Что вот так вот, Геннадий Иванович? - спросил я.
- А все вот так вот, Алеша! На тебе куртку и держи ее, не урони!
- С чего бы я ронял – я не пил, - рассмеялся я.
- Не дерзи! Раз говорю - не урони, значит - не урони! Куртка, куртка… Далась ему эта куртка! – бурчал он про себя, пытаясь попасть в рукав.
- Все, идемте, Геннадий Иванович, автобус ждет! – улыбаясь его блаженному состоянию, уговаривал я.
Через час все были в автобусах, и они отошли. Вместе с матросами и номерными прошли по коридорам. Никого не было. Человек двадцать остались, но они были в каютах, и это было заранее оговорено и официально. Капитан тоже, проводив начальство, уехал с одним из автобусов. В каюту я вернулся очень уставшим, и единственное желание было – упасть на диванчик и вздремнуть.
Осторожно, стараясь сделать это бесшумно, открываю дверь в каюту.
- Заходи, я не сплю!
Настя сидела там же, где я ее и оставил, но с моим появлением она вскочила и, нырнув в маленький холодильник в спальне, достала оттуда тарелку с нарезкой. Оттуда же появились овощи, фрукты. Я точно знал, что там ничего кроме минералки и полбутылки водки не было…
- А я спустилась в ресторан, - не дожидаясь моего вопроса, сказала она, - и… сказала девочкам, что это для тебя и они все мигом сделали. Даже много всего собрали, я два раза спускалась. Ты не против? Не сердишься на меня? Или мне не следовало так делать?
Ну, конечно же, я совсем не был против, и ни капли не сердился! Более того, я был голоден как волк! Именно об этом я и сказал ей, с удовольствием отметив про себя, что не каждая бы сообразила сделать это.
- Тогда иди, мой руки и – за стол!
Господи, подумал я, какие простые слова, а как приятно их слышать…
Я с удовольствием ел все, что было на столе, а она поклевывала виноград, отрывая по одной ягодке и глядя на меня.
- Я так не могу, - не выдержал я. Ты ничего не ешь, а я тут мечу как проглот какой-то…
- Не обращай внимание на меня! Я просто не хочу тебе портить аппетит. У меня сейчас такой период, что мало что из нормальной еды идет впрок... Вот, виноградик пришелся по вкусу, видать, моей девочке! Сладкоежка она!
- Вот как? Ты знаешь, кто у тебя будет? Откуда?
- Не знаю, просто чувствую, что это девочка и все! Я с ней разговариваю и чувствую, как она мне отвечает иногда.
- Это как? Ты слышишь ее?
- Нет, конечно! А вот… ой! Быстро, давай свою руку! – Она схватила мою руку и положила ее себе на живот. Там действительно, что-то было… живое и пошевелилось под моей ладонью!
- Это что?
- Наверное ножка, толкается она! Чувствуешь?
- Да, я чувствовал… Через тонкую ткань я чувствовал теплый, тугой животик и резинку.
Она тут же почувствовала это и, смутившись, быстро убрала мою руку, положив ее на стол.
- Прости, я не должна была…
- Прекрати, ты чего, Настя! Все прекрасно и я просто познакомился с твоей дочкой! Похоже, она была не против знакомства - успокоилась сразу.
- Ладно, ешь! Кофе наливать?
- Угу!
Наевшись и отхлебнув чуток кофе, я понял, что глаза мои окончательно слипаются. Я с трудом старался держать глаза открытыми. Настя, убирающая со стола, мелькала мимо в тумане.
- Ложись здесь, на диване и поспи, - сказала Настя, глядя на мою борьбу.
- А ты?
- А я сейчас руки вытру и рядом посижу, кофе попью.
Я лег на диван и уже в полудреме слышал, как она приподняла мою голову и опустила ее на что-то мягкое…
- Так вот, Алешенька, я никогда и никого не слушала. Все делала сама, все делала по-своему. Сделала и это – поступила в училище, выучилась на повара и пошла в пароходство… А дальше… - ее воркующий голос то появлялся, то исчезал в моем сознании. Впервые за последние месяцы мне было хорошо. Этот голос каким-то образом обволакивал и, убаюкивая, залечивал мои раны. Я отчетливо чувствовал это даже во сне… Это был какой-то странный, исцеляющий сон.
А еще мне приснилось кое-что. Я проснулся и, не открывая глаз, вспомнил этот сон. Это была девочка. Совсем маленькая, в голубой юбочке и красных башмачках. Лица ее я не видел. Девочка была буквально залита яркими лучами солнца.
Не знаю, сколько я проспал, но в каюте было уже светло. Голова моя была на теплой Настиной ноге. На плече лежала ее рука. Ну и дела, подумал я и поднял голову. Она убрала руку.
- Проснулся? Вот и хорошо. Поспал. Дай-ка я встану, а то ноги совсем затекли!
- Это я так и проспал три часа, пришпилив тебя к дивану? – удивился я, взглянув на часы.
- Ничего страшного, я сама твою голову так положила, а то ты очень уж неудобно лежал.
- Кофе будешь?
- Буду.
- С сахаром?
- С сахаром.
Выпив кофе, пошел вниз – проверить вахту. Все было нормально. В пассажирских коридорах тихо, в экипаже тоже. Вахтенный матрос был не один – с ним была молоденькая официантка. Она смущенно выпорхнула из-под его огромного тулупа, полами которого он обернул ее. Я и раньше часто встречал их вместе. Симпатичная парочка, подумалось мне и, выслушав его доклад, я улыбнулся им и пошел в каюту.
Насти не было. Заглянул в спальню. Услышав, что она принимает душ, сел за стол и раскрыл судовой журнал, чтобы сделать необходимые записи. Вскоре она вышла, раскрасневшаяся и красивая с распущенными волосами.
- С легким паром!
- Спасибо! Сейчас кофе выпью и пойду. Не хотелось бы, чтобы меня здесь много народа видело. Подумают еще чего…
- А что подумают? Я холостой, ты – тоже, насколько я знаю.
- Ну и что же… Ни к чему это. Пойду в гостиницу. Отосплюсь, а завтра схожу в город, погуляю.
- Хочешь, вместе погуляем?
- Это ты меня что, на свидание приглашаешь?
- Ну, а если и так, откажешь?
- Да нет, чего уж… почему бы и не погулять? В том, что ты джентльмен, я уже убедилась!
- Это каким же это образом?
- Да очень просто! Не каждый на коленях у девушки будет спать и не постарается воспользоваться этим! – сказала она и рассмеялась.
- Ну вот, - смутился я…
- Да все прекрасно! Знаешь, я очень боялась, что так и будет, и мне придется останавливать тебя, но ты - молодец! Спал и только причмокивал, - рассмеялась она!
- Ага, - смущенно пробурчал я, - только спит больно уж много в последнее время этот молодец, не проспать бы чего!
На следующий день, в два часа дня мы встретились у памятника в центре города и, не сговариваясь, пошли в сторону набережной. Не знаю, почему с одними людьми легко, а с другими – как будто на экзамене. С ней было легко. И говорить было легко и молчать. Мы долго и с удовольствием гуляли по набережной, у воды.
Потом пошли в кино. Оно было ужасно скучное и какое-то мрачное, и поэтому мы просто сбежали из полупустого зала! Все рестораны и кафе были недоступны – везде шло празднование наступающего Нового года и поэтому мы пошли на вокзал и там перекусили пирожками с чаем. Часов в десять вечера Настя сказала, что уже поздно, она должна идти домой.
- Домой? – переспросил я.
- Да уж, - невесело засмеялась Настя, - трудно назвать домом то, что представляет собой «Бич-Холл». Проводишь меня?
- Конечно.
На следующий день мы условились, что я встречу ее после работы, прямо у кадров. К семнадцати я был там.
- Та-ак, Алексей, чего ждем? – раздался знакомый голос.
- Добрый вечер, Геннадий Иванович. Да я это… товарища тут одного жду.
- Понял. Ухожу! Товарищ сейчас выйдет, его начальник задержал чуточку! - сказал Геннадий Иванович и, ослепительно улыбнувшись, повернулся и пошел по трапу вниз, к Ленинской.
- Привет, Алеша.
- Привет, Настя.
- Идем?
- Идем!
- Куда?
- А какая разница, куда?
- Никакой.
- Тогда идем, поедим чего-нибудь, а то я что-то проголодался!
- А уж какая я голодная! А давай, в пельменную пойдем, а?
- Хорошая идея! Пельмени – это звучит гордо!
- Ох, как я люблю лепить пельмени! Когда-нибудь, я тебя угощу своими пельменями, хочешь?
- Ловлю на слове!
В пельменной, как всегда, было много народа. Мы встали в длинную очередь.
- Ой, Алеша… я больше не могу – прошептала вдруг побледневшая Настя и стремглав выбежала из очереди. Я пошел за ней. Через несколько минут она вышла из туалета, бледная как мел.
- Прости меня, это выше моих сил. Эти запахи…
- Все, идем быстрее отсюда!
На морозном воздухе ей стало полегче, но мы все равно пошли в сторону гостиницы. По пути зашли в большой центральный хлебный магазин и там, в кафетерии выпили по стакану чая с булочкой.
- И давно так? - спросил я.
- Нет, недавно. Все было хорошо, а тут вдруг началось…
- Это не опасно?
- Да нет, это у всех так, только по-разному сдвинуто по времени.
- И сколько это продлится?
- Не знаю… Говорят, что не очень долго.
- А сколько вообще еще осталось?
- Три месяца с небольшим.
- А там - что?
- Не знаю… Сниму квартиру или комнату. Не в «Бич-Холл» же ребенка нести!
- А родители?
- Мама-то нормально, а отец – ни в какую, не хочет меня видеть… Опозорила я его… Ладно, оставим это. Так что, потом, Алеша, сама я все буду делать.
- А сестры, братья есть?
- Нет, никого у меня нет, кроме родителей. Все, Алеша, мы пришли уже!
- Завтра я на вахте…
- Ничего, послезавтра уже Новый год и целых три дня отдыхать будем!
- А мы, скорее всего, пойдем на новогоднюю ночь с пассажирами… Слу-ушай, а идем с нами, а?
- В качестве кого?
- Ну, не знаю… в качестве моей подруги.
- А я что, твоя подруга?
- Да!
- Ой, Алешенька, что-то пугаешь ты меня… Да и вообще, к чему это все? Дура я… мало мне было одного приключения, так еще захотелось… Ладно, все! Я пошла. Спокойной тебе вахты завтра!
- Настя, постой, не уходи! – крикнул я в пустоту.
А собственно, чего я жду от нее? Мы знакомы всего два дня! Что мне от нее нужно? И вообще, зачем она мне? Заполнить пустоту? Так ею уже один раз заполнили ее… Жалко девочку. Она же, как бабочка, летит на свет, на тепло… Ага, тут же подумал я, бабочка она и на тепло летит… А я кто? На что я лечу?!
(Виктор Федоров. См. Персональный сайт victorf.ru)