1. Введение

22 июня 1941 г. исполнилось 56 лет с начала войны Германии против Советского Союза. Летом 1941 г. «третий рейх» без всякого предлога напал на Советский Союз, осуществляя «план Барбаросса». В августе 1939 г., незадолго до нападения на Поль­шу, Гитлер заявил немецким командующим: «В начале и в ходе войны важно не право, а победа». 16 июня 1941 г., после длительной беседы с Гитлером, Йозеф Геб­бельс записал в своем дневнике: «И если мы победим, то кто спросит нас о мето­дах». При этом он сделал характерное добавление: «На нашей совести столько все­го, что мы должны победить, иначе весь наш народ и мы во главе всего того, что нам дорого, будем уничтожены». У национал-социалистического руководства никогда не было сомнений в том, что война против Советского Союза необходима как для иско­ренения «еврейского большевизма», так и для завоевания нового «жизненного про­странства». Во второй половине 1940 г. Гитлер решился на ведение этой войны, что­бы победой над Советским Союзом заставить английское правительство пойти на окончательные уступки.

Немецкую стратегическую концепцию, на основе которой проходили подготовка и ведение войны, можно свести к простой формуле: «завоевать и уничтожить». По еди­ному мнению политического и военного руководства, эта война должна была корен­ным образом отличаться от всех других «военных походов», предпринятых с 1939 г. Её воспринимали как «войну за мировоззрение», как борьбу, в которой «решается ход мировой истории». Гитлер сам не переставал говорить о «борьбе, направленной на уничтожение», а военное командование следовало за ним. В приказе по армии от ноября 1941 г. генерал-полковник Хот сформулировал эту идею следующим образом: «Эта борьба может закончиться только уничтожением той или другой стороны; ни­какого соглашения быть не может». В другом приказе по армии генерала фон Манштейна от того же месяца значится: «Немецкому солдату вменяется в обязанность не только разрушение военного потенциала этой системы. Он также выступает носи­телем германской идеи и мстителем за причиненные ему и всему немецкому наро­ду зверства». Объявляя о «непримиримости», с которой он намерен действовать против «одичания, отсутствия дисциплины» и «любого нарушения солдатской чести», Манштейн одновременно требовал: «Солдат обязан отнестись с понима­нием к неизбежности жестокой кары еврейства, этого духовного носителя больше­вистского террора».

Военные действия и формы немецкого оккупационного порядка соответствовали этой установке. Бывший военнослужащий вермахта, вспоминая взятие Брест-Литов­ской крепости, говорил: «...не было никакой пощады. Для нас все они были комму­нистами, «большевистской ордой». Вот как мы их называли. Русского следовало уни­чтожить, не победить, а уничтожить». Гиммлеру в качестве начальника СС и полиции ещё в марте 1941 года была предоставлена полная свобода действий по осуществлению «особых задач фюрера», вытекающих из «окончательной борьбы двух взаимоисключающих политических систем». Тем самым было узаконено право уни­чтожения как советских евреев, так и «политкомиссаров» и других нежелательных групп и лиц. «Приказ о комиссарах» от 6 июня 1941 г. предусматривал ликвидацию всех политработников Советской Армии, попавших в руки немцев. В указе о ведении военного судопроизводства от 13 мая 1941 г. отмечается, что за действия, направлен­ные против «вражеских гражданских лиц» на советской территории, «не будет обязательного преследования, даже если деяние является военным преступлением или проступком». Постоянно говорилось о том, что с гражданским населением сле­дует обращаться «беспощадно». Установка на голодную смерть большой части населения, как это было при блокаде Ленинграда, считалась одним из методов веде­ния войны, удобным из экономических соображений. Согласно инструкции импер­ского министерства по продовольственному снабжению, адресованной его сотрудникам, нельзя подходить к решению задач в Советском Союзе с «узко запад­но-европейской меркой». Борьба с партизанами весьма часто была предлогом для опустошения целых районов, для массового убийства евреев и многих других лиц. Сохранилось высказывание Гитлера от июля 1941 г. о том, что власть в захваченных областях «лучше всего удержать, если расстреливать каждого, кто косо посмотрит».

«План Барбаросса» был рассчитан на очередной «блицкриг», предполагалось, что его осуществление потребует немногим больше войск, чем поход на Францию. Поэтому подготовка к военным действиям в зимних условиях не была предусмотре­на. Но эта операция оказалась затяжной, стоила больших потерь и, в конечном сче­те, обусловила исход войны. Только до декабря 1941 г., менее чем за полгода, Крас­ная Армия потеряла около пяти миллионов человек (от 1,5 до 2,5 миллиона убитыми и около 3 миллионов военнопленными, из которых немногие остались в живых). Потери немцев были меньше, но по сравнению с потерями в предыдущих битвах -значительными. Около 200 000 было убито или пропало без вести, 500 000 ранено. В целом в разные периоды войны участвовало от 9 до 10 миллионов немецких и свы­ше 25 миллионов советских солдат. Более половины всех немецких солдат было на Восточном фронте, в 1941-1942 гг. 70%, а к концу войны 60%. Война велась на огром­ных территориях, переходивших из рук в руки, со множеством наступательных операций и тяжелых отступлений. Война крупных сражений и изнуряющей повсед­невности. Она завершилась не завоеванием Москвы осенью 1941 г., как рассчиты­вало немецкое командование, а немецкой капитуляцией 8 мая 1945 г. в Берлине-Карлсхорсте.

Для Советского Союза война стала катастрофой невероятных масштабов, несмотря на победу и полученные в результате её новые территории. Общее число жертв до сих пор неизвестно; вместо чаще всего упоминаемых 20 миллионов, приводятся новые подсчеты: 27 - 32 миллиона человек, однако вопрос остается открытым. В ходе военных действий, борьбы против партизан и политики «выжженной земли» немецкой армией были разрушены десятки тысяч городов и сел, а это значит - заво­ды и фабрики, транспорт, жилые дома и многое другое. В своей радикальности немцы следовали, к примеру, указаниям Гиммлера от сентября 1943 г.: «Надо делать всё, чтобы при отступлении с Украины там не оставалось ни одного человека, ни одной головы скота, ни единого грамма зерна, ни метра железнодорожного полотна, что­бы не уцелел ни один дом, не сохранилась ни одна шахта, и не было ни одного неот­равленного колодца. Противнику должна остаться тотально сожженная и разорен­ная страна».

После 1945 г. в Германии едва ли поднимался вопрос о действительной оценке ущер­ба, нанесённого немцами Советскому Союзу во время войны. В ГДР память об этом была сведена к определённому ритуалу. Там хотели «научиться у Советского Союза побеждать» и культивировали новую «германо-советскую дружбу». А в ФРГ уже вскоре после окончания войны страдания немцев и их потери (11,5 миллионов изгнанных и 3,15 миллионов немецких военнопленных в Советском Союзе, ужасы оккупации и, наконец, утрата немецких восточных областей и раскол Германии) ста­ли рассматриваться как искупление вины за совершённые в Советском Союзе пре­ступления. Антикоммунизм и «холодная война» мало способствовали критическому самоанализу, укрепляя представление о том, что их приверженцы и раньше «были на правильном пути». Воспоминания о войне сводились к Сталинграду и другим крупным сражениям, к нечеловеческим испытаниям, холоду, грязи, товариществу, к годам пребывания в плену. Чем более бесспорной становилась вина немцев в вой­не, в политике геноцида по отношению к европейским евреям, в национал-социали­стическом терроре, тем больше проявлялась склонность бежать в представление о «чистом», «аполитичном» вермахте, не обремененном национал-социалистичес­кими преступлениями.

«После войны, - писал один немецкий солдат своей жене из Советского Союза в ноябре 1941 г., - мы будем очень много плакать». «Здесь, - добавлял он, - даже при виде самых печальных картин плакать не имеет смысла, а «сострадание» подло, если оно заменяет помощь и поддержку». Автор письма не дожил до конца войны, этому плачу не суждено было прозвучать, кроме разве что по собственным потерям. Послевоенное немецкое общество все дальше уходило от этого печального заня­тия. Хотя в последние два десятилетия были отдельные попытки переосмыслить прошлое, широкого признания они не нашли. Прошлое не переосмыслено до конца. Новые отношения с Россией должны послужить поводом для этой дискуссии в объ­единённой Германии.

Документальная выставка, подготовленная к 50-летию нападения Германии на Советский Союз, призвана отразить историю этой войны. Она не обвиняет и не защи­щает, она должна дать информацию и побудить к размышлению о соотношении про­шлого и будущего в нашем обществе. Она должна создать общее впечатление, несмотря на ограниченность площади. В центре внимания восприятие войны как отдельными лицами, так и социальными группами. Сохранившиеся в виде иллю­стративных материалов или письменных документов свидетельства позволяют посмотреть на события с разных точек зрения. Они дают посетителю и читателю возможность понять войну не только с позиции стороннего наблюдателя. Такая док­ументальная выставка о войне 1941-1945 гг., разумеется, не может быть свободна от авторских оценок. Мы выражаем надежду, что наша позиция в защиту прав чело­века, гуманности и справедливости не останется незамеченной. Выставка не дает черно-белую картину, но и не переходит в равнодушный серый цвет. Обращаясь к фотографиям и документам, она полагается на силу их свидетельских показаний, однако сознает границы такого рабочего метода. Не в последнюю очередь по этой причине целесообразно дополнить выставку лекциями, беседами, литературными чтениями и демонстрацией фильмов.

При подготовке выставки мы получили совет и поддержку со стороны многих лиц и учреждений. Благодаря помощи, оказанной нам русскими архивами, музеями, институтами и частными лицами, нам удалось показать фотографии, картины, ри­сунки и документы, которые в Германии были до сих пор неизвестны. Тем самым выставка, адресованная в первую очередь немецкой публике, впервые дает возмож­ность познакомить её с российской точкой зрения. Помощь немецких архивов, музе­ев, различных организаций и частных лиц также помогла воссозданию картины вой­ны. Большое значение имел тот факт, что планы и проблемы этой выставки обсуждались советскими и немецкими специалистами. В этой связи особо следует упомянуть Военно-исторический исследовательский институт во Фрайбурге и Инсти­тут военной истории в Москве, а также доктора Норберта Мюллера из Потсдама и доктора Ганса-Генриха Вильгельма из Берлина.

Мы выражаем особую благодарность госпоже Маргарет Шмитт и господину доктору Вилльмуту Аренхёфелю за то, что они, несмотря на крайнюю сжатость сроков, есте­ственную и неизбежную при подобных проектах, вовремя подготовили выставку и издание этой книги, и надеемся, что их труд найдёт должный отклик как у зрителя, так и у читателя.

Предлагаемый вниманию читателя каталог в основном отражает содержание выставки, хотя включает в себя далеко не все представленные на ней документы и фотографии, что продиктовано решением в пользу доступной цены этого издания.

июнь 1991

Вернуться к оглавлению