12. Отношение к наследию

...

12.1.Первые послевоенные годы

Окончание войны означало для Германии начало оккупационного режима, который осуществлялся державами-победительницами как каждой в отдельности в своей оккупационной зоне, так и совместно для всей Германии через Контрольный совет. За бегством немцев из районов, захваченных Советской Армией, последовало изгнание («выселение») немцев из Польши, Чехословакии и Венгрии. Но прежде всего выселение коснулось восточных территорий Германского рейха по ту сторону линии Одер-Нейсе, на которые претендовали Советский Союз и Польша. Из Германии вывозились промышленные предприятия и оборудование, транспортные средства и другое имущество. Тем самым предполагалось хотя бы частично возместить убытки за опустошения, причиненные немцами прежде всего Советскому Союзу и Польше.

Демилитаризация и денацификация должны были создать в Германии предпосылку для строительства мирного и демократического общества.

Только небольшая часть немцев - политические заключенные, противники национал-социализма - рассматривали военное поражение Германии как освобождение. Для подавляющего большинства это было крушением и катастрофой. Но даже в условиях поражения образ врага, созданный национал-социалистской пропагандой, продолжал оказывать свое воздействие. Страх перед Советской Армией был чрезвычайно велик. Многие бежали на Запад, немецкие солдаты стремились попасть в плен к англичанам и американцам. В первые дни оккупации созданный образ врага, казалось, получил подтверждение, и «обыденность» советской оккупации воспринималась, в лучшем случае, сдержанно. Даже если бы русские, по словам Эриха Куби, вели себя как «небесное воинство», это вряд ли могло изменить позицию немецкого населения.

Несмотря на то, что с самого начала в публицистике велась серьезная критика войны с Советским Союзом, подавляющее большинство немецкого населения было не в состоянии открыто и решительно вступить в дискуссию по этому вопросу. Голод, холод, нужда, эти повседневные явления первых послевоенных лет, ограничивали жизненную перспективу и сводили ее к индивидуальной борьбе за выживание. Память о войне связывалась, как правило, со скорбью о муже, отце или сыне, отдавших жизнь на «восточном фронте», или с неизвестностью о судьбе пропавших без вести солдат и военнопленных. Собственные страдания, казалось, делали людей неспособными к восприятию преступлений немцев и осознанию их вины.

И Нюрнбергский процесс над главными военными преступниками 1945/46 гг., и так называемые последующие процессы (в том числе, процесс о деятельности оперативных групп) в период с декабря 1945 г. по апрель 1949 г. мало что изменили. Хотя преступления, совершенные в Советском Союзе, и были детально документированы, это не вызвало глубокого потрясения немецкого населения. Много говорили о «правосудии победителей», о беспраправии других и о собственных страданиях. При этом во всех случаях проявлялось стремление отмежеваться от партийного руководства, от СС и гестапо, чтобы тем самым снять обвинения с немецкого народа в целом. «Отныне, - писал Ойген Когон в апреле 1947 г., - мы настоятельно и открыто требуем справедливости по отношению к нам! Но знаем ли мы, чего мы этим добьемся, и что все это значит?»

Маршал Георгий Жуков и маршал Константин Рокоссовский приветствуют фельдмаршала Бернарда Л. Монтгомери у Бранденбургских ворот, 12.7.1945.
254. Маршал Георгий Жуков и маршал Константин Рокоссовский приветствуют фельдмаршала Бернарда Л. Монтгомери у Бранденбургских ворот, 12.7.1945.

Текст 165. Выдержка из «Ведомственного сообщения о Берлинской конференции трех держав (Потсдамской конференции)» 2 августа 1945г.

Союзные армии произвели захват территории всей Германии, и немецкий народ начинает платить за ужасные преступления, совершенные под руководством тех, кто во времена побед открыто одобрял их, и теми, кто слепо повиновался. На конференции было достигнуто соглашение о политических и экономических принципах объединенной политики союзников в отношении побежденной Германии на период союзнического контроля.

Целью этого соглашения является проведение в жизнь Крымской декларации о Германии.

Немецкий нацизм и милитаризм будут искоренены, и союзники по взаимной договоренности примут и другие меры, необходимые для того, чтобы Германия никогда больше не угрожала своим соседям или сохранению мира во всем мире. [...]

В соответствии с решениями Крымской конференции, по которым Германия должна компенсировать в возможно большей степени те потери и страдания, которые она причинила объединенным нациям, и от этой ответственности немецкому народу не уйти, было достигнуто следующее соглашение о репарациях:

1. Репарационные претензии Советского Союза должны быть удовлетворены путем изъятия из зоны в Германии, занятой СССР, и путем получения соответствующей доли немецких заграничных вложений.

2. СССР удовлетворит репарационные претензии Польши из ее собственной части репараций.

Объявления о розыске пропавших в газете «Геген-варт»
255. Объявления о розыске пропавших в газете «Геген-варт», 1-й год издания 1946, № 10/11. «Кто может сообщить о местонахождении моего единственного сына Ганса-Хайнца Штауденмайера, род. 4.12.1922 г., полевая почта № 23596?. 6-12.1.1943 г. находившегося на дивизионном медицинском пункте Каповка под Сталинградом. Просьба сообщить сведения матери по адресу: Мария Штауденмайер, Штутгарт, Арминштрассе 2в1.»

3. Репарационные претензии Соединенных Штатов и Объединенного Королевства и других стран, имеющих право на репарации, будут удовлетворены из западных зон и соответствующих немецких заграничных вложений.

4. В дополнение к репарациям, которые СССР получит из своей собственной оккупационной зоны, СССР получит дополнительно из западных зон.

а) 15 % годных к употреблению и полных комплектов промышленного оборудования, прежде всего металлургической, химической и машиностроительной промышленности, которые не нужны для немецкого мирного хозяйства и могут быть изъяты из западных зон Германии в обмен на продукты питания, уголь, калий, поташ, цинк, лес, глинозем, нефть и др. товары соответствующей стоимости по соглашению.

б) 10 % того промышленного оборудования, которое не является необходимым для немецкого мирного хозяйства и может быть изъято из западных зон в счет репараций для

Советского Союза без оплаты или другого рода взаимных поставок.
[...]

Конференция достигла следующего соглашения о переселении немцев из Польши, Чехословакии и Венгрии: Трем правительствам надлежит обсудить вопрос по всем пунктам и признать, что нужно произвести переселение немецкого населения или его составных частей, оставшихся в Польше, Чехословакии и Венгрии. Они согласны с тем, что любая акция по переселению, которая будет проводиться, должна быть проведена без нарушения порядка и гуманным образом.

В зале суда во время Нюрнбергского процесса против главных военных преступников
256. В зале суда во время Нюрнбергского процесса против главных военных преступников. Карта-схема показывает положение бывшего начальника главного управления имперской безопасности Эрнста Кальтен-брунера, а также гестапо и СД в немецкой полицейской системе, 28.12. 1945 г.

Текст 166. Отрывок из брошюры Ганса Фидлера (Альфреда Деблина) «Уроки Нюрнбергского процесса», 1946 г.

Чему учит процесс, что мы должны понять в стране? Кто является обвиняемым на этом Нюрнбергском процессе? Только эти два десятка? Почему мы следим за процессом с таким неловким чувством? Стоят ли перед судом миллионы невидимых обвиняемых или только эти два десятка? Во всяком случае, беда, несчастье, наказание коснутся, видимо, миллионов. Но мы указали один главный пункт немецкой истории. Виновен народ или нет после всего того, что явила нам немецкая история? Можно ли простить слабость, трусость, лень душевную? Есть два вида вины: тех, кто преднамеренно совершает преступление, и тех, кто способствует ему и допускает его. То мы не видели, другого не знали. Но мы должны были видеть и знать. Это было бы трудно сделать, но нужно было бы сделать. В 1918 г. это было бы даже легко, но даже тогда мы не хотели. Мы хотели покоя и порядки и допустили нацистов к власти. Итак, виновны мы или невиновны? Не должны ли и мы нести наказание? По праву или безвинно стоим мы перед судом вместе с этими двумя десятками? И что случится, если немцы в конце концов что-то осознают? Какие выводы мы из этого сделаем?

Сделают ли немцы, наученные таким ужасным способом, нужные, необходимые и излечивающие выводы, которые позволят нам считать себя немцами, то бишь европейцами?

Текст 167. Отрывок из статьи Ойгена Когона «О ситуации», 1947 г.

Правда ли, что вся Германия закостенела? Миллионы и миллионы в этой стране руин и невыносимого для многих душевного и физического страдания, пытаются понять смысл происходящего. Но большая часть нации ничего не хочет знать об истинной взаимосвязи и глубоком смысле событий. Многие немцы делают свои обычные дела, сердитые на вся и всё или отчаявшиеся, громко жалуясь и ворча, сваливают вину за случившееся частично на «ошибки, допущенные национал-социализмом», а в основном на союзников, которые победили и держат теперь страну в оккупации. Все их аргументы поверхностны, черпаются лишь из очевидных фактов: жертвы войны с воздуха (конечно, против Германии, позабыв при этом немецкие террористические налеты на Польшу, на Роттердам, на Белград, на Ковентри и все другие города с мирными жителями, которые надлежало «стереть с лица земли», все это было давно и не важно ...но Дрезден, и Гам-бург, и...!). Жертвы воздушных налетов отождествляются со всеми ужасами концлагерей; истязание и частичное уничтожение других народов немцами - «если это действительно правда!» - противопоставляется насильственному выселению 12 миллионов немцев с Востока; выкачанные национал-социализмом ресурсы Европы приравниваются к демонтажу экономики Германии оккупационными властями; если другие годами голодали, то это было жестокой необходимостью военного времени, а нас заставляют умирать от голода в мирное время. [...] Эта часть нации почти ничего не желает признавать. И на деле это выглядит так, будто это есть большая часть немецкого народа. И день ото дня она все растёт.

Текст 168. Отрывок из «Сталинграда» Роберта Херд-тера (рецензия на роман Т. Пливье), 1947 г.

Германия проиграла войну в каждой битве, в которой сражались ее солдаты, даже ее победы были к конечном счете средством ослепления для зашоренного народа. Но если немец хочет очертить круг сражений, которые народ проиграл не сам по себе, а в которых его военные и политические вожди потерпели тяжелейшее поражение, какое себе можно было только представить за эти шесть лет, тогда будет названо лишь одно имя: Сталинград! Хроника этого поражения стала бесконечной темой для немцев: убитые в этой битве, раненые и пленные, пропавшие без вести и оставленные - весь немецкий народ пишет эту хронику и должен это делать, пока есть силы чувствовать боль и возмущение трагедией трехсот тысяч человек, которых сама Германия послала на смерть и лишения, и пока есть силы говорить - обвинять неумолимо и неустанно тех, на чьей совести Сталинград, обвинять перед лицом немецкого народа и перед лицом истории, чтобы кощунственные слова из специального сообщения ставки фюрера 3 февраля 1943 г., которые знаменовали собой конец Сталинградской битвы: «Жертвы армии не были напрасны», - стали правдой.

Надпись на стене Берлинского замка «Военных преступников убрать со всех постов!», 1947 г.
257. Надпись на стене Берлинского замка «Военных преступников убрать со всех постов!», 1947 г.

июнь 1991

Вернуться к оглавлению