Ленка

...

Знакомых в девятом классе почти не осталось, в основном были ученики из других классов, и даже школ. И я совсем приуныла, так как совершенно не могла обходиться без подруги и уже жалела, что не пошла в какое-нибудь училище, в которые поступали мои подружки. Однако я недолго оставалась одна. Однажды на переменке ко мне подошла девочка, которая раньше училась в параллельном классе, и попросила объяснить какую-то задачку. И я просто обалдела от счастья! Дело в том, что я видела эту девочку и раньше. И мне она очень нравилась. Была она выше среднего роста, довольно худенькая, с волнистыми золотистыми волосами. Даже кожа у нее была приятного бархатного цвета. И всегда выглядела какой-то неземной и возвышенной. Особенно выделялись ее глаза, ни у кого я таких не видела. Они были желтого цвета, как у кошки, и взгляд их был всегда задумчив и печален. Она совсем не походила ни на одну девочку, и всегда выглядела очень серьезной, и даже когда смеялась, в ее смехе чувствовалась грустинка.

Никогда я не слышала от нее ни одного грубого слова, и буквально в каждом ее движении чувствовалась женственность и элегантность. Короче, мы с ней подружились, и она даже села со мной за парту, и я была просто на седьмом небе от счастья, что заполучила такую шикарную подругу. И даже фамилия у нее была чудесная - Лазарева. К моей радости, она ни черта не смыслила в математике, и я с удовольствием решала за нее и домашние задания, и все контрольные. Но надеюсь, не только из-за этого она решила пересесть ко мне. Может быть, и во мне было что-то хорошее, только интересно узнать, что же.

Она никогда не называла меня Валькой, Валюхой, или еще как-нибудь, а только Валентиной или Валюшкой, и это для меня тоже было необыкновенно культурным и прекрасым, и у меня язык уже тоже не поворачивался назвать иначе, чем Леной, или Аленкой, такой я сразу сама стала культурной. Дома у Лены стояло большое черное пианино, на котором она с удовольствием играла что-то из классиков, и это мне тоже казалось удивительным и возвышенным, и позже я уже нисколько не удивлялась, что она занимается бальными танцами. А то, что позже она танцевала на открытии "Олимпиады - 80", казалось уже таким естественным, что об этом можно даже и не упоминать.

Мне нравилось слушать, когда она рассуждала о жизни, о любви, да и о других вещах, и даже как она одевалась, мне тоже очень нравилось. И я понимала, что никогда не смогу быть такой культурной и образованной, хотя и соображала по математике лучше ее в сто раз. Летом мы любили бродить по Ботаническому саду, читая по очереди вслух стихи Пушкина и Есенина о любви, или просто готовились к очередным экзаменам. И любовались окружающей природой, на которую я прежде не обращала ни малейшего внимания. Как и она, я очаровывалась душистыми ветками сирени, и распускающейся вишней, и первыми цветами.

Зимой же мы катались на лыжах по лесу, хотя раньше я была уверена, что лыжи существуют лишь для того, чтобы кататься с горок и трамплинов, и терпеть не могла просто так ходить по ровной местности. А теперь я полюбила и зимний лес, и морозную тишину, и даже маленьких птичек, беззаботно порхающих с ветки на ветку. Я была просто заворожена этой необыкновенной красотой, которая раньше, до Лены, существовала для меня как-то сама по себе, да и то только в скучных книжках скучных писателей. И я понимала, что Аленка никогда не предаст меня, и была рада, что она принимает меня такой, какой я есть, со всеми моими ошибками и недостатками, не пытаясь переделать меня по своему типу и подобию.

И на самом деле, прошло уже много лет с тех пор, но наша дружба не прервалась, и мы остались такими же закадычными подружками, как и прежде. Я не помню, нравилась ли она мальчикам из нашего класса, но то, что все проходящие мужчины просто шеи сворачивали, глядя ей вслед, это я запомнила хорошо. И мне не оставалось ничего другого, как греться в лучах ее славы, так как не могла поймать на себе ни единого заинтересованного мужского взгляда, даже самого мимолетного.

(В. Ахметзянова)


Дикаркины рассказы