Сон в летнюю ночь

...

Поезд плавно остановился, и я вышла на перрон. Прохоровка… ведь только летом я приезжала сюда вместе с мамой, тогда нас вызвали к дяде Грише – маминому брату. Четвертая степень рака не излечивается, и вот теперь дяди Гриши уже нет.

В июле он был еще жив и наш приезд вызвал оживление и некую радость родственников от того, что можно было отвлечься от тяжело больного родственника, когда в доме царили уныние, печаль и боль от того, что ничем нельзя уже помочь.

Когда мы оттуда уезжали, дядя Гриша пошел нас провожать до перекрестка. Когда мы с мамой отошли достаточно далеко, дядя Гриша вдруг крикнул – Валь, приезжай еще. Обязательно!

Я обернулась и засмеялась – а почему не вместе с мамой? Мы вместе приедем!

- Не, она больше не приедет – крикнул дядя Гриша. И это были его последние слова, которые я слышала.

А ведь я не собиралась ехать на похороны. Только что вышла из больницы, толком не оправилась, но вот ведь… совесть заела, еще вчера объясняла родственникам, что приехать не смогу, и вдруг после разговора побежала на станцию, купила билет на ночной поезд и утром была уже в своей любимой Прохоровке, где меня уже и не ждали.

Я шла по знакомой площади, которая летом была яркой, красивой, вся в цветах и клумбах. А сейчас уже осень и в клумбах остались жалкие остатки былой красоты, да и трава на газонах пожухла, и все ждало первого снега.

Подошла к дяди Гришиному дому… хотя стоп! Его же уже нет. Значит тети Мусиному? Отогнав от себя эти странные мысли обратила внимания на мужчину, сидевшего на лавочке возле дома, склонившего голову и теребившему в руках кепку. Это же дядя Федя – последний мамин брат, остальных уже нет. Сначала умер дядя Леня, потом дядя Коля, теперь вот дядя Гриша. Моя мама няньчила их всех, мама ее умерла, когда моей маме было 10 лет и с тех пор она растила младших братиков. Да что об этом говорить… не в одной семье такое горе было. Но больше всех братьев мама любила Гришку. Да они и были очень похожи. И характером и внешностью. Когда они летом сидели рядышком – я все смеялась – вот надень на дядю Гришу парик – получится две мамки.

А дядя Федя даже не поднял головы, когда я подошла к нему, и продолжал сидеть сгорбившись. Я постояла минутку и пошла в дом. На кухоньке толпились люди. И первой, кого я увидела была Ленка – моя двоюродная сестра. Обернувшись на мое приветствие, она воскликнула удивленно – «Оооой, а я думала ты не приедешь! Хорошо што ты приехала, мы уж и не ждали!». Галка, родная Ленкина сестра подошла ко мне, с зареванным, опухшим лицом и тоже сказала – «Хорошо, что ты приехала!».

А где… где дядя Гриша? – спросила я сорвавшимся голосом.

Он… он там… - сказала тетя Маша, вдова дядя Коли – пойдем, провожу.

Дядя Гриша лежал в гробу на столе, рядом сидела тетя Муся и причитала.

- Валечка – заплакала она, - как хорошо, что ты приехала. А мы, вот видишь… и залилась слезами.

А потом…

Потом было кладбище. Все родственники стояли вокруг гроба, все в черном, а гроб красный… и лицо дяди Гриши, заостренное и почему-то щетина… не побрили – мелькнуло у меня в голове.

Подошли гробовшики с крышкой… и вдруг…

Дядя Гриша привстал из гроба, посмотрел на меня и спросил – Так почему же ты не приехала???

Я проснулась в холодном поту, сердце бешено стучало и я долго не могла в себя прийти.

Прости меня дядя Гриша. Прости. Не приехала…

(В. Ахметзянова, 14 ноября 2007 г.)


Заметки на полях шляпы