Жизнь в неволе

Пока папа оформлял документы, я осмотрелась. И мне эта затея нравилась все меньше и меньше. Во-первых, весь детский сад был окружен высоким забором, так что отсюда даже убежать было нельзя, во-вторых, я никого здесь не знала, а в-третьих, ну что-нибудь можно было придумать и в-третьих, и в четвертых, и в пятых... Потом меня папа поцеловал и сказал, чтобы я была умницей, и всех слушалась. Я подавленно молчала, и он уехал.

Воспитательница взяла меня за руку и повела в столовую. И столовая мне тоже не понравилась. Дети уже, видимо, поели и все столы были завалены грязными тарелками. Только один несчастный малыш сидел за неубранным столом, а рядом сидела нянечка и пихала ему кашу в рот. Мальчишка давился этой кашей, она у него стекала по подбородку, а нянечка аккуратно собирала эту кашу ложкой и опять засовывала ему в рот.

Меня усадили за свободный стол и принесли холодный обед. Мне совсем не хотелось есть, но я боялась, что мне также начнут все пихать и, не чувствуя вкуса, съела всю эту дребедень. Воспитательница меня похвалила и повела в группу.

Все дети уже лежали в кроватках. Воспитательница подвела меня к свободной. Кроватка мне тоже не понравилась, так как находилась в среднем ряду и, куда бы я ни повернулась, всюду натыкалась на любопытные глаза. Мою любимую куклу Наташу воспитательница отобрала, сказав, что здесь все игрушки общие и посадила ее на полку к другим облезлым игрушкам.

И все у нас теперь было общее, и делать мы должны были тоже все вместе. Даже лежать на кровати нельзя было по-своему. А можно только на правом боку, подложив обе ладошки под голову. Было неудобно, руки все время затекали, но я боялась ослушаться и лежала так часами в напряженной позе. Только горшки у нас были именные - все они были пронумерованы, а так как читать я не умела, то далеко не сразу научилась распознавать свой среди чужих.

С этого дня вся моя жизнь круто переменилась. Привыкшая к свободе, не могла я втиснуться в жесткие рамки заведенного порядка и очень от этого страдала. Только во время прогулок могла я отвлечься, и если на меня не обращали внимания, старалась разведать окружающую территорию.

Как-то около здания обнаружила я дохлую крысу, очень обрадовалась, схватила ее за хвост и потащила в свою группу, гордо размахивая в воздухе своим трофеем. Однако, когда меня увидели, поднялся страшный визг, воспитательница заставила бросить эту "гадость" и потащила меня в туалет мыть руки.

Я видела потом, как сторож закапывал бедную крысу в землю и мне было ее очень жалко. Несколько раз я пыталась откопать несчастное животное, но меня всегда отгоняли и ругали.

В нашей группе был один мальчик, очень толстенький, который был как две капли воды похож на нашего дядю Женьку в уменьшенном варианте. Он мне совсем не нравился, но иногда я играла с ним, так как он бегал за мной "хвостиком" и я была уверена, что он в меня просто влюбился. За завтраком мой вздыхатель съедал свой кусок сыра, а затем и мой, за что я была ему весьма благодарна. Может быть, он просто любил поесть, но я была уверена, что ни один здравомыслящий ребенок просто так не будет есть этот, едко пахнущий, кусок резины, от которого меня просто мутило.

Как-то на прогулке я предложила ему поиграть в "мушкетеров", а он и понятия не имел, что это за игра такая. Тогда я отыскала две здоровенные палки, одну всучила ему в руки, а другой стала делать выпады в его сторону, стараясь раззадорить. Но мой соперник вяло помахивал своей шпагой, как каким-нибудь воздушным шариком, неловко пытаясь подражать мне. Но воспитательница, увидев нас, опять наказала меня, отправив одну в группу, а этот толстяк даже слова не сказал в мою защиту.

Да,то был совсем не Вовка! Помню, от нас только щепки летели, когда мы играли с ним в эту игру. Вовка меня всегда побеждал и мне приходилось отчаянно сопротивляться, чтобы не получить от него еще один чувствительный удар.

Как-то этому мальчику удалось поймать пчелу за крылышки, которая билась об окно нашей спальни, и прибежал ко мне, чтобы похвастаться своим трофеем. Пчела была такая красивая и мохнатая, и я подумала, что если такой трус, как этот мальчик держит ее, значит, пчела не кусается, и зря воспитатели нас пугали. И, скорчив самую милую физиономию, попросила подарить ее мне. Тот мальчик с готовностью протянул ее мне и я, в душе назвав его простофилей, так запросто расстающимся со своим богатством, быстро схватила пчелу, пока мой вздыхатель не передумал. И тут же пчела вонзила в меня жало, как же я заорала! Палец распух и сильно болел, а я кричала, что этот мальчишка нарочно все это сделал, хотя и понимала, что это неправда. А он клялся, что это не так, и был очень расстроен.

Но больше я с ним не водилась и единственное, о чем я жалела - так это то, что мне приходилось самой разбираться с сыром, который нас заставляли есть каждое утро. И я его или выбрасывала незаметно под стол, или держала во рту, чтобы выплюнуть при первой возможности.

(В. Ахметзянова)